котором есть такие строчки:
Лики храмов бревенчатых,
Слушайте голос заутрени.
Возвратилась душа моя к вам,
На последний поклон.
Позднее стихотворение вошло в поэму «Агония триумфа» (см. стр. 245
настоящего издания).
(Когда через год мы всей семьёй переедем в Вологду, наша квартира
будет украшена богатым набором фотографий из фонда Общества охраны
памятников от Миши Карачёва - «Лики храмов бревенчатых»).
...В областной партийной газете «Красный Север» Михаилу сделали
подборку стихов. Новым сантехником заинтересовался сам директор фа-
брики, Герой Социалистического Труда Степанов. Вызвал к себе, спросил
о зарплате. Это был, конечно, мизер.
- Небось, если тебе в другом месте дадут на червонец больше, сразу по-
бежишь? - заметил директор.
- Если мне платят на червонец больше, значит, больше уважают мой труд.
Степанов некоторое время шагал по кабинету. Потом сказал:
- Мы шли туда, куда нас пошлют.
- А мы шли туда сами, - парировал сантехник.
Ответ понравился.
- Иди к коменданту общежития, скажи, что я велел найти тебе комнату.
(«Это был властительный самодур, - вспоминал о Степанове муж. - Но,
как истинный воспитанник сталинской эпохи, не боялся брать на себя
ответственность и слов на ветер не бросал. Умный ничего не сделает там,
где поможет вот такой...»).
Комендантом оказался милейший старичок Иван Федосеевич. Они
18
прошли по первому этажу, Миша облюбовал комнату бывшей парикма-
херской. Выпили с Иваном Федосеевичем по рюмцу... Теперь Миша жил
среди зеркал, один, сам себе хозяин. Это принесло ощущение защищён-
ности. Односменная работа помогла вжиться в литературный режим. С
оказией мы переправили ему из Перми пишущую машинку.
Писал домой шутливые письма: «Избави боже от тоски - ходить в со-
ртир по-воровски!» (В общежитии не работала канализация, и люди бе-
гали в кусты на так называемое Поле дураков - пустырь напротив, где
собирались алкоголики).
* * *
Облака, облака...
Над летящими в хмарь колокольнями
Ветры гонят и гонят
Остатки легенд и былин.
Чем-то вы мою жизнь,
Мою ниву судьбы так напомнили,
Сиротливые церкви
И тучи в бездонной дали.
Чувство вечных утрат,
Непонятно каких опасений,
Разобрать не могу -
На каком языке говорят,
Будто я, проходя,
Упаду в гололедье осеннем,
И прольётся навек
Невзначай опрокинутый взгляд.
Мокрый снег полетит
На ресницы
Так грустно, так цепко!
Поплывут облака,
Осенив мой печальный удел.
А над берегом так же
Стоять будет древняя церковь,
На которую я,
Проходя по России,
Глядел.
ОСЛЕПШИЙ ЛЕБЕДЬ
Здесь я в детстве летал!
И в нежнейшем ракитовом лепете
Есть мой радостный голос.
Так больше теперь не поют.
Злые силы меня
Превратили в ослепшего лебедя
И пустили на волю,
Открыв заповедник-приют.
Крылья волю почуяли,
Если взлетали, вы знаете!
Небо, воля и крылья,
И ветры манили меня.
19
Ведь глухие сердца
Не сумели лишить меня памяти -
Чем я жил и живу,
Буду жить до последнего дня.
Запах желтых ракит.
...За последними, может, метелями,
Там, в суровом краю,
Если слышишь меня,
Ты поймёшь,
Для кого на земле,
Окантованной пихтами-елями,
Пишет тайные знаки,
Шипя по периметру, дождь.
Время жёлтых ракит...
Как мы поздно становимся мудрыми,
Так нелепо приветствуя
Мыслей не наших полон.
Лики храмов бревенчатых,
Слушайте голос заутрени:
Возвратилась душа моя
К вам,
На последний поклон.
* * *
Отшумела весёлая роща.
По индеви - копоть.
В обеззвученной серости
Низко кружат сизари.
Тихий облачный край,
Сколько ж мне ещё
Крыльями хлопать,
Чтоб до первой звезды
До своей
Дотянуть, до зари?
Скоро в поле и в рощу
Шарахнется ветер кручёный,
На широтах судьбы,
На долготах звеня на крутых.
Шумовые метелицы -
Белые птицы Печоры
Полетят,
Ослепляя глаза поездам Воркуты.
И по улицам
Древним вечерним -
Прохожие редко.
Вологодские храмы
Оденутся в белый наряд.
И пойду я один
На вокзал,
На восточную ветку,
Пассажирский встречать,
Проходящий «Свердловск - Ленинград».
20
Знаю точно:
Не встречу ни друга в окне,
Ни соседа.
Растерялись, разъехались...
Мало ли -
Лет пятьдесят.
И назад побреду,
Воротник приподняв,
Непоседа.
Всё никак не доеду домой,