После того, как он заехал на подъездную дорожку, потребовалось несколько минут, чтобы действительно припарковаться, и ещё несколько, чтобы достать ключи из зажигания. Жужжание в голове не давало Аарону придумать прикрытие. Он поехал к Спенсеру на ночёвку и не мог обсудить с мамой, почему вернулся раньше. Просто не мог. Секс был одной из тех вещей, которые он не мог обсуждать с ней ни в каком виде. Единственные люди, с которыми он мог поговорить об этом, остались в доме Спенсера, возможно, говоря об этом без него.
Когда Аарон открыл окно машины, его лицо обдуло лёгким ветром с запахом свеже стриженной травы и горящих углей — запахами лета. Прошло много времени с тех пор, как он выходил на улицу, чтобы этим насладиться. Было приятно чувствовать на коже солнце, за исключением грубого шрама на лице. Весь другой ущерб на его теле можно было скрыть майкой с длинными рукавами и джинсами, но не лицо. Оно сияло предостережением для любого, кто был достаточно глуп, чтобы посмотреть.
Его пульс замедлился, но унижение дымкой закрывало поле его зрения. Ею было тронуто практически всё. Аарон зажмурился, пока машина сжималась вокруг него. Туннельное зрение ухудшилось, пока Аарон делал долгий и медленный вдох через нос и резко выдыхал. Вдох-выдох… Вдох-выдох… Вдох-выдох… Спустя около десяти минут дыхательных упражнений, Аарону было уже не так тесно в собственной коже, и исчезла головная боль, которая начинала пульсировать в висках. Дверь машины захлопнулась где-то вдали, и Аарон моргнул от солнечного света, когда наконец открыл глаза. Ничего вокруг него не изменилось. Идеально стриженные кусты мистера Хэндли всё ещё находились справа от него, а слева тянулся заросший двор Аарона. Антони снова не постриг траву, и их отец будет недоволен. Отлично, ещё больше ругани.
Аарон открыл дверь машины и вышел на головокружительную жару раннего августа. С ослепительной скоростью на его затылке выступил пот, и Аарон пробежал несколько шагов до крыльца, чтобы избежать удушающей влажности. Сняв обувь, парень заглянул в гостиную, где было пусто. Должно быть, его братья сидели внизу. Тихий шум на кухне заставил его изменить направление и пойти в ту сторону. Сердце заболело, когда Аарон увидел, как его мать тихо плачет, споласкивая посуду в раковине. Посудомойка стояла выключенной на своём месте под тумбочкой. Без слов, Аарон взял кухонное полотенце и начал протирать бокалы и столовые приборы, которые уже лежали в сушилке.
Каждая минута становилась всё тяжелее, пока они переходили к тарелкам, а затем к блюду, на котором она делала мясной рулет. Аарон почувствовал приступ сожаления. Мясной рулет был одним из его любимых. Он взял чистое блюдо и осторожно протёр, после чего поставил в нижний шкафчик у двери. Пока в раковине спускалась вода, Аарон смотрел, как его мать протирает каждую рабочую поверхность, от тумбочки до плиты и холодильника. Казалось, она медлила, не желая или не в силах сказать ему, что её беспокоит.
Наконец, Аарон взял её мокрые руки в свои и отвёл к обеденному столу.
— Мам, пожалуйста, скажи, в чём дело? — Аарон говорил тихим голосом, и его сердце заболело снова, когда он понял, что у неё дрожат руки. Прошло много времени с тех пор, как его мать была так расстроена. На самом деле, такого не было с тех пор, как он впервые вернулся домой из больницы. После этого она стала его самым рьяным сторонником. Те первые несколько лет она делала для него всё, и Аарон не мог выразить, сколько это для него значило. Но сейчас трудно было ей, и Аарон больше всего на свете хотел быть в силах ей помочь.
— Твой… Я… — она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, и на выдохе полились слёзы. — Тебе, наверное, стоит сходить позвать братьев. Я хочу сказать это только один раз.
Пульс Аарона застучал в ушах, пока он придумывал, что она может ему рассказать.
— Ты в порядке, мам? Ты не заболела или…?
— Нет, сладкий. Я в порядке. Позови Аллена и Антони, и мы поговорим об этом.
— А как же папа? — медленно спросил Аарон.
— Ваш отец уже знает.
Аарон встал из-за стола, отпуская руки матери только в последний момент и позволяя им упасть ей на колени. Бросив небрежный взгляд через плечо, Аарон мгновение наблюдал за ней, отмечая, что её поза не разбита. Что бы её ни расстроило, это её не сломило. Всё не могло быть так плохо, как он представил первоначально. Его шаги были легче, пока он спускался по лестнице в подвал, в поисках своих братьев.
— Привет, — сказал Аарон, обнаружив Аллена за уборкой комнаты. Через несколько недель их родители отвезут его в Пурдю, который находился в нескольких часах езды на юг, в центральной Индиане. Большинство парней ждали бы до последней минуты, но Аллен будто спешил выехать из дома, хоть и не хотел уезжать. Аарон не мог его винить.
— Привет, — ответил Аллен и бросил стопку книг в большой пакет для мусора, стоящий в ногах кровати. Брат повернулся, и Аарон увидел в его глазах блеск, который отсутствовал долгое время. Аарону понадобилась минута, чтобы понять, что переезд значит намного больше, чем просто отъезд Аллена в колледж. Аллен сбежит из сумасшедшего дома. Должно быть, это было отличное ощущение — ощущение, которое Аарон никогда не поймёт.
— Мама собирает нас наверху, — сказал он и задержался. Аллен уловил его тревогу и обошёл кровать, чтобы встать рядом с Аароном, медленно положив одну руку ему на плечо. Боже, он не знал, как проживёт следующие четыре года без Аллена. Если их мать была скалой, которая держала семью вместе, то Аллен был верёвкой, которая привязывала их к скале. Аарон не мог даже подумать, что произойдёт, если Аллен не вернётся после колледжа, если найдёт работу на другом конце страны или что-то ещё.
— Что случилось?
— Она плакала. Мама никогда не плачет так посреди кухни. Что-то не так, — объяснил он, боль и раздражение из-за дня со Спенсером вышли с тяжёлым вздохом.
— Она истерит из-за моего отъезда в колледж, — сказал Аллен, с выдохом усаживаясь на кровать. — Она ведёт себя так с тех пор, как пришло письмо о моём поступлении. Думаю, она боится, что со мной что-то случится.
— Не думаю, что дело в этом. Здесь что-то большее.
— Может, мне не стоит уезжать, — плечи Аллена опустились, и он поднял взгляд к потолку, в каждой линии его напряжённой позы читались противоречивые эмоции. Ему так сильно хотелось выбраться из этого дома, начать свою жизнь, но он ненавидел оставлять семью.
— Стоит, конечно, но сейчас просто иди на кухню. Я пойду позову мистера Личность, — сказал Аарон, разворачиваясь к двери.
— Нам всем тяжело, Аарон. Всё это испортило ему детство. Не суди его строго, — голос Аллена ударил его в затылок как физический удар, сильный и рваный. Он поморщился, но Аллен не стал ничего комментировать, направившись к лестнице.
Аарон пошёл на другую сторону подвала, где похожая на пещеру комната Антона располагалась прямо за каморкой, где стояли стиральная машина и сушилка. Можно было подумать, что такая близость подтолкнёт Антони помогать их матери со стиркой, но ничего подобного.
Дверь в комнату Антони была прикрыта, но не до конца. Он приклеил на дверь постер своей самой недавней одержимости в виде музыкальной группы. Какой-то похожий на гота, злой, порезанный певец смотрел на него с кровью на лице. Это изображение беспокоило Аарона, но он всё равно положил руку на середину постера и толкнул дверь. Дверь легко распахнулась, раскрывая его самого младшего брата, который лежал на спине, закрыв глаза, свесив голову с края кровати и с наушниками в ушах. Белый провод наушников резко контрастировал с его чёрной майкой.
— Антони, — произнёс Аарон, стараясь не смотреть на бетонные стены между постерами и вырезками из журналов. От нахождения в подвале по его коже бегали мурашки. Хоть он работал над этим большую часть двух лет и знал, что его душа в безопасности в собственном доме, окружающий бетон наполнял его паникой. Антони даже не открыл глаза. Он просто лежал и слушал гневную подборку недели. Аарон знал, что это что-то гневное, потому что слышал отголоски из наушников. Больше минуты Аарон думал, стоит ли бросить что-нибудь в брата, но наконец решил просто толкнуть его в плечо. Глаза Антони медленно открылись, практически так, будто он спал, но без удивления внезапного пробуждения или ошеломления. Он достал один наушник.