В это время там правил Николай III из семейства Орси-ни; это был человек с сильной и твердой волей, который хотел по-настоящему укрепить преходящую власть папской тиары и с этой целью, сделав почти всех своих родственников князьями, искал для них подходящие партии в самых могущественных европейских домах; а потому он попросил у Карла Анжуйского руку его дочери для одного из своих племянников, но Карл Анжуйский высокомерно ему отказал.
Поэтому в сердце святейшего отца зародилась тайная, но глубокая неприязнь, которая заставляла его забывать о том, чем он был обязан своим предшественникам — Урбану IV и Клименту IV.
Джованни да Прочида знал об этой неприязни и рассчитывал, что она поможет ему убедить папу присоединиться к сицилийской партии.
Он приехал в Рим, одетый все в ту же сутану монаха-францисканца, и попросил у папы аудиенции; папа, знавший сицилийца понаслышке, тотчас же согласился его принять.
Как только Прочида оказался перед лицом святейшего отца, он сразу же понял по его учтивому обхождению, что папа настроен по отношению к нему благожелательно, и попросил разрешения поговорить с ним в более укромном месте, чем помещение, где они находились; папа охотно на это согласился и, самолично открыв дверь какой-то уединенной комнаты, служившей ему молельней, ввел туда Джованни да Прочида.
Затем, войдя туда же вслед за ним, он запер за собой дверь.
Джованни да Прочида огляделся и, увидев, что ни один любопытный взгляд и в самом деле не может проникнуть туда, где он оказался, встал на колени перед папой, который попытался поднять его; но сицилиец, не меняя позы, произнес:
— О святейший отец! Ты, кто держит в своей деснице весь мир, сохраняя его в равновесии, ты, кто является наместником Бога в этом мире, ты, кто должен желать прежде всего людского покоя и благоденствия, отнесись с участием к несчастным обитателям королевств Апулия и Сицилия, ибо они такие же христиане, как все прочие люди, однако их повелитель обращается с ними хуже, чем с самым грязным скотом.
Но папа ответил:
— Что означает подобная просьба и как я могу пойти против короля Карла, моего сына, отстаивающего честь и величие Церкви?
— О пресвятейший отец! — воскликнул Джованни да Прочида. — Да, вам следует так говорить, ибо вы еще не знаете, с кем говорите; но мне, напротив, известно, что король Карл не подчиняется ни одному из ваших приказов.
И тут папа сказал:
— Вам подобное известно, сын мой? И в каком же случае он не захотел нам подчиниться?
— Я приведу лишь один пример, святейший отец, — ответил Джованни. — Разве вы не просили короля выдать замуж одну из его дочерей за одного из ваших племянников и разве он вам не отказал?
Папа страшно побледнел и промолвил:
— Сын мой, откуда вы это знаете?
— Я знаю это, пресвятейший отец, и не только я, но и многие другие синьоры знают это не хуже меня, да и по всей Сицилии, перед тем как я оттуда уехал, распространились слухи, что он не только отказался от чести породниться с вами, но к тому же еще в присутствии вашего посла с пренебрежением разорвал послание вашего святейшества.
— Это правда, это правда, — сказал папа, больше не пытаясь скрывать ненависть, которую он питал к королю Карлу, — и, признаться, если бы мне представилась возможность заставить его в этом раскаяться, то я бы чрезвычайно охотно воспользовался ею.
— Ну что ж! Такую возможность, пресвятейший отец, я и пришел вам предложить, причем вам никогда не найти другую, которую можно было бы осуществить столь же быстро и надежно.
— О чем же идет речь? — спросил папа.
— Я пришел предложить вам, во-первых, отнять у него Сицилию, а затем, быть может, и все остальное королевство.
— Сын мой, — промолвил святейший отец, — подумайте, что вы такое говорите, да вы, как мне кажется, забыли, что эти владения уже принадлежат Церкви.
— Что ж! — ответил Прочида. — Я отберу у него эти владения с помощью синьора, который более предан Церкви, чем он, и который будет платить Церкви причитающуюся ей поземельную подать в большем размере, чем он, и к тому же как добрый христианин и вассал будет следовать воле Церкви во всех отношениях.
— И кто же этот синьор, настолько смелый, чтобы не побояться выступить против самого короля Карла? — спросил папа.
— Пообещайте мне, пресвятейший отец, что, какое бы решение вами ни было принято, вы сохраните это имя в тайне, и я вам его скажу.
— Клянусь честью, я тебе это обещаю, — сказал святейший отец.
— Хорошо! Этим человеком будет дон Педро Арагонский, — продолжал Джованни да Прочида, — и он осуществит этот замысел на деньги Палеолога и при поддержке сицилийских баронов, что могут засвидетельствовать вашему святейшеству эти письма.
Папа прочел письма, а затем спросил:
— И кто же возглавит восстание?
— Это буду я, — ответил Джованни да Прочида, — если только ваше святейшество не знает более достойного человека, чем я.
— Более достойного человека, чем вы, мессир, нет, — ответил папа. — Претворяйте же ваш замысел в жизнь, а мы будем своими молитвами способствовать его воплощению.
— Это много, — сказал мессир Джованни, — но далеко недостаточно: мне еще необходимо от вашего святейшества письмо, чтобы приложить его к письму Михаила Палеолога и посланию сицилийских баронов.
— Я вам сейчас его дам, — произнес папа, — причем такое, какое вы желаете.
Затем он сел за стол и написал следующее письмо:
"Христианнейшему королю сыну нашему Педро, королю Арагонскому, от папы Николая III.
Мы шлем тебе наше благословление вместе с этим святым наказом, ибо, поскольку король Карл притесняет наших сицилийских подданных и дурно правит ими, мы просим тебя и приказываем тебе отправиться на остров Сицилию, дозволяя захватить и сохранить за собой все королевство, как это подобает победоносному сыну нашей святой матери Римско-Католической церкви.
Верь мессиру Джованни да Прочида, нашему доверенному лицу, а также всему тому, что он сообщит тебе на словах; сохраняй все в тайне, дабы никто ничего не узнал об этом, и во имя сей цели я прошу тебя соблаговолить приступить к этому делу и не бояться никого, кто бы ни попытался тебя обидеть".
Мессир Джованни да Прочида приложил письмо святейшего отца к двум письмам, которые у него уже имелись, и, не желая терять драгоценное время, на следующий же день сел на судно в порту Остии, чтобы отправиться на Сицилию, а из Сицилии добраться до Барселоны.
Мессир Джованни пристал к берегу в Чефалу и дал приказ своему судну ждать его в Джирдженти.
После этого он проехал через всю Сицилию, чтобы убедиться в том, что настроение его соотечественников не изменилось, а также, чтобы сообщить синьорам, участвующим в заговоре, что им остается только быть наготове, так как сигнал не заставит себя ждать. После этого, подняв дух своих союзников надеждой, которую он в них вселил, мессир Джованни да Прочида добрался до Джирдженти, сел на свое судно и взял курс на Барселону.
Между тем Господь, до этого времени поощрявший и поддерживавший сицилийца, казалось, внезапно оставил его.
Правда, то, что мессир Джованни да Прочида вначале расценил как одну из превратностей судьбы, было не чем иным, как очередным проявлением благосклонности Провидения.
Неожиданно началась страшная буря, отбросившая судно мессира Джованни да Прочида к берегам Африки, где он и весь его экипаж были задержаны и препровождены к царю Константины, который стал спрашивать его, кто он такой и куда направляется.
Мессир Джованни, как всегда облаченный в сутану францисканского монаха, не подумал открывать свое звание и ответил только, что он бедный монах, по поручению его святейшества направляющийся с тайной миссией к королю Педро Арагонскому.
Царь Константины ненадолго задумался и, велев удалиться всем окружающим, спросил его:
— Не возьмешь ли ты на себя еще одно поручение к королю дону Педро, теперь уже от моего лица?
— Да, — ответил Прочида, — с большим удовольствием, если только это поручение никоим образом не противоречит католической вере, а также интересам нашего святейшего отца папы.