— Совсем напротив, — ответил царь Константины, — ибо вот что у нас творится.
И он рассказал Джованни да Прочида, что его племянник, царь Буджии, восстал против него и вознамерился свергнуть его с престола, поэтому он считает, что ему удастся сохранить свой трон лишь в том случае, если он отдаст себя под покровительство короля Арагонского; царь Константины добавил, что, дабы эта поддержка оказалась еще более действенной, он готов принять вместе со всем своим царством христианскую веру, если король дон Педро соблаговолит сделать его своим крестником и вассалом.
Джованни да Прочида дал обещание исполнить это возложенное на него поручение, после чего царь Константины, к великому удивлению своих министров и народа, вместо того чтобы посадить пленника в тюрьму, отпустил его со всем экипажем на свободу. Как только сицилийцу, опять-таки по приказу царя, вернули корабль со всем его грузом, он тотчас же приготовился к отплытию и после благополучного плавания высадился в Барселоне.
Разумеется, после того что произошло во время первого приезда мессира Джованни да Прочида, его возвращение стало для короля дона Педро значительным событием; как и в первый раз, он повел гостя в самую потайную комнату своего дворца и, когда они там оказались, с нетерпением спросил, что тот делал после своего отъезда.
— Благороднейший господин король, — ответил Прочила, — вы сказали мне, что, для того чтобы осуществить великое деяние, которое я вам предложил, необходимы три условия: поддержка, деньги и соблюдение тайны.
— Это правда, — ответил дон Педро.
— Тайна была соблюдена в полной мере, — продолжал мессир Джованни да Прочида, — раз вы сами, ваша светлость, не знаете, откуда я приехал. Что касается денег, вот письмо императора Палеолога, который обязуется дать вам сто тысяч унций. Наконец, что касается поддержки, вот договор, подписанный самыми знатными синьорами Сицилии, которые восстанут по первому же моему сигналу, а вот грамота его святейшества, предоставляющая вам право воспользоваться плодами этого восстания.
Дон Педро взял эти письма одно за другим и внимательно их прочел; затем, повернувшись к мессиру Джованни да Прочида, он произнес:
— Все это хорошо и даже, наверное, лучше, чем я ожидал, но существует еще одно препятствие, о котором я тебе не сказал: я заключил дружеский союз с королем Франции, дав ему обещание не вооружаться ни против него, ни против его родных, ни против его друзей. А ведь мне придется вооружаться, причем основательно, и, когда король Франции спросит меня, против кого я вооружаюсь, мне придется лгать или подвергать себя опасности поссориться с ним. Ты, уже нашедший для меня столько всего, найди хоть какой-нибудь предлог, на который я мог бы сослаться по поводу такого вооружения.
— Он уже найден, ваша светлость, — ответил ему Джованни да Прочида. — Царь Константины, которого его племянник, царь Буджии, грозит свергнуть с престола, передает вам через меня, что он готов стать христианином, если вы согласитесь стать его крестным отцом и защитником. Так вот, если вас спросят, почему и против кого вы вооружаетесь, вы ответите, что делаете это с целью защитить царя Константины от его племянника, царя Буджии, и, поскольку он, несомненно, станет христианином, этот поступок покроет ваше царствование неувядающей славой. Так что спокойно вооружайтесь, ваша светлость, и плывите в Африку; остальное я беру на себя.
— Раз дело обстоит подобным образом, — сказал король дон Педро, — я вижу, что Богу угодно, чтобы это свершилось. Ступай же, любезный друг, постарайся довести свое начинание до победного конца, и я даю тебе слово, что в случае надобности я не подведу ни тебя, ни сицилийских баронов, ни нашего святейшего отца папу.
Получив это обещание, Джованни да Прочида расстался с королем доном Педро и поехал в первую очередь к императору Палеологу, который с неописуемой радостью вручил ему обещанные 53 000 унций золотом, после чего Прочида тотчас же отослал эти деньги королю дону Педро и из Константинополя отправился в Рим; однако, пристав к берегу в Остии, он узнал, что папа Николай III скончался и новым папой только что был избран Мартин IV, ставленник герцога Анжуйского.
Тогда мессир Джованни рассудил, что ему незачем ехать дальше и, приготовившись к отплытию, тотчас же взял курс на Сицилию, где он застал всех в страхе и печали по поводу этого избрания.
Но он успокоил заговорщиков, сказав, что, хотя они и не имеют больше поддержки папы, на стороне сицилийцев остались три самых могущественных государя на свете, а именно, император Фридрих, император Михаил Палеолог и король дон Педро Арагонский.
Итак, бароны воспрянули духом и спросили у Джованни да Прочида, что им следует делать; Джованни да Прочида ответил, что каждому синьору следует вернуться в свои владения и держать своих вассалов наготове, чтобы в урочный час, по его сигналу, они начали убивать всех французов, находящихся на острове. Все бароны настолько верили мессиру Джованни да Прочида, что они вернулись домой, готовясь действовать и предоставив ему возможность назначить час расправы над французами.
Как и предполагал дон Педро Арагонский, король Франции и новый папа обеспокоились его военными приготовлениями и осведомились, против кого они направлены. Король ответил, что он собирается выступить против африканских сарацин, в чем все скоро смогут убедиться.
В самом деле, как только военные приготовления были закончены (а этого пришлось ждать недолго благодаря золоту Михаила Палеолога) дон Педро погрузился на свои корабли вместе с тысячей рыцарей, восемью тысячами арбалетчиков, а также двадцатью тысячами альмогаваров и, сделав остановку в Маоне, направился к порту Алькойль, куда он прибыл после трех дней плавания.
Но здесь его ждали крайне огорчительные новости: о плане царя Константины стало известно, и, когда эта весть дошла до сарацинских конников, они, будучи ревностными приверженцами магометанской веры, взбунтовались, а затем, охваченные волнением, отправились во дворец, захватили царя и отрубили голову ему и двенадцати его ближайшим придворным, которые дали ему обещание принять христианство вместе в ним. Затем мятежники явились к царю Буджии и предложили ему королевство его дяди, которым он тут же завладел.
Эти новости отнюдь не обескуражили дона Педро, и, поскольку король отправился в поход с иной целью, чем это казалось со стороны, он все же решил причалить к берегу и, не выпуская из вида сарацин, дождаться вестей из Сицилии.
Итак, король Арагонский высадил в Африке всю свою армию.
Поскольку эта армия находилась в открытой местности и ничто не защищало ее от набегов сарацин, дон Педро заставил работать всех каменщиков, которых он привез с собой, и они построили стену, окружившую лагерь.
Между тем заговор в Сицилии набирал силу.
Время для него было выбрано как нельзя более удачно: французы успокоились, чувствуя себя в полной безопасности, король Карл Анжуйский пребывал при дворе папы, а его сын находился в Провансе; Джованни да Прочида назначил день освобождения Сицилии на первое апреля 1282 года.
В соответствии с этим все синьоры получили известие о назначенном дне и приготовились действовать — либо в Палермо, либо в глубине Сицилии.
Настал день 30 марта: это был пасхальный понедельник, когда все население Палермо, как обычно, отправлялось на вечерню.
Стояла чудесная погода, поэтому многие дамы и молодые сицилийские господа, намеревавшиеся присутствовать на богослужении, остановили свой выбор — скорее ради собственного удовольствия, нежели из религиозных соображений — на церкви Святого Духа, расположенной, как уже было сказано, в четверти льё от Палермо.
Почти все дамы и господа были, как водится, в длинных одеяниях паломников и держали в руках посохи.
Анжуйские солдаты вышли на улицу, подобно всем горожанам, и все видели, как они шагали по дороге, собравшись в вооруженные отряды, нагло разглядывая женщин и время от времени вгоняя их в краску каким-нибудь бесстыдным словом или непристойным жестом; а поскольку сопровождавшие дам молодые люди были безоружными, так как один из законов Карла Анжуйского запрещал сицилийцам носить при себе шпаги или кинжалы, им поневоле приходилось все это терпеть.