Еще через день король дон Педро отправился в Палермо, и нетрудно себе представить, что если подобные торжества состоялись в таком незначительном городе, как Трапани, то эти празднества были куда более пышными в Палермо, столице всей Сицилии.
Там звонили во все колокола, из церквей то и дело выходили процессии с крестами и хоругвями, и каждый день все горожане — мужчины, женщины и дети — собирались на площади перед Королевским дворцом и так долго, так громко кричали: "Да здравствует король, наш добрый государь!", что король, дабы оправдать ожидания всех этих людей, которые не могли поверить собственному счастью, был вынужден раз пять-шесть в день показываться на балконе своего окна.
Тем временем старшины Палермо направили вестников во все остальные города Сицилии, чтобы те прислали свои ключи, которые следовало преподнести королю, и своих представителей, которым предстояло от имени всех жителей Сицилии возложить на его голову корону.
Король дон Педро, в свою очередь, послал непосредственно к королю Карлу, осаждавшему Мессину, четырех баронов, которым было поручено передать, что король Арагонский требует и приказывает ему уйти из Сицилийского королевства, ибо оно принадлежит королеве Арагонской, его супруге, и его детям, как это королю Карлу известно; вследствие этого он призывает его покинуть эти владения, а если тот откажется внять этому предупреждению, то король дон Педро самолично изгонит его из них.
Однако король Карл ответил, что он не собирается отказываться от своего королевства ни ради короля дона Педро, ни ради кого бы то ни было на свете, и, раз уж это королевство было даровано ему милостью Божьей, он сумеет отвоевать его с помощью своего меча.
В ответ на этот отказ король дон Педро без лишних слов приказал своим сухопутным и морским силам двинуться на Мессину.
При виде этих грандиозных сборов старшины Палермо спросили у короля:
— С вашего позволения, ваша светлость, угодно ли вам будет сказать нам, куда вы направляетесь?
Король дон Педро ответил:
— Разве вы сами не видите? Я иду сразиться с королем Карлом и выдворить его с сицилийской земли.
И тогда старшины воскликнули:
— Ради Бога! Ваша светлость, не отправляйтесь туда без нас, ибо вы, конечно, понимаете, что мы покрыли бы себя позором, если бы при столь сильно затрагивающих нас обстоятельствах не помогли вам всем, что в наших силах.
Король дон Педро согласился подождать, и по всей Сицилии было объявлено, что каждый мужчина в возрасте от пятнадцати до шестидесяти лет должен явиться в Палермо не позже, чем через две недели, со своим оружием и запасом хлеба на месяц. Тем временем дон Педро, желая придать мессинцам бодрости, приказал двум тысячам альмогаваров как можно скорее явиться в осажденный город и объявить там о скором прибытии короля.
Он выбрал две тысячи альмогаваров вместо двух тысяч рыцарей, потому что легко вооруженные горцы, привычные к походным тяготам, не имеющие другой поклажи, кроме суконной или кожаной куртки на теле, сеточки на голове и холщовых туфлей на ногах, и несущие в котомках за спиной столько хлеба, сколько требовалось для определенного количества дней перехода, могли преодолеть это расстояние быстрее, чем какие-либо другие отряды.
Таким образом, в то время как все добирались из Палермо в Мессину за шесть дней, две тысячи альмогаваров прибыли туда к вечеру третьего дня, причем так незаметно, что они от первого до последнего вошли в город через ворота Каперны, и ни один караульный, ни один конный часовой французской армии не догадался об их прибытии.
Когда в Мессине узнали о подкреплении, полученном их гарнизоном, и, главное, услышали отрадные вести, принесенные этим подкреплением, весь город, разумеется, принялся ликовать. Но бедные осажденные умерили свою радость на следующий день, когда увидели, что их защитники готовятся к бою.
В самом деле, вид альмогаваров не внушал доверия, и тем, кто никогда не видел их в деле, они казались скорее шайкой разбойников или ватагой цыган, чем отрядом солдат.
Поэтому мессинцы стали роптать:
— О Господи Боже! Мы чересчур поспешили возрадоваться, и что это за люди, которые ходят полуголыми и собираются воевать без всякого оружия, кроме меча и ножа, без лат и щитов? Если все отряды короля Арагонского такие, то нам не стоит слишком полагаться на своих защитников.
Альмогавары, которые слышали эти вполголоса произносившиеся кругом слова, отвечали:
— Ладно, ладно, вы сегодня же узнаете, кто мы такие. Поднимитесь только на башни и крепостные стены и смотрите.
Мессинцы поднялись на башни и крепостные стены, но продолжали качать головами, ибо они не особенно верили, что альмогавары сдержат свои прекрасные обещания.
Между тем альмогавары, которые не позволили себе никакого другого отдыха, кроме трех-четырех часов сна, не съели ничего, кроме хлеба, не выпили ни вина, ни водки и утолили жажду водой из городских фонтанов, приказали открыть ворота и в тот миг, когда осаждающие ожидали этого меньше всего, столь стремительно и яростно обрушились на врага, что оттеснили его почти к самому шатру короля. Поскольку перед этой атакой альмогавары дали друг другу слово не возвращаться в город, прежде чем каждый не убьет по одному солдату, то, когда они туда вернулись, в армии короля Карла стало на две тысячи французов меньше, не считая пленных, которых они увели с собой.
Когда жители Мессины, поднявшиеся, как уже было сказано, на башни и крепостные стены, увидели эту блистательную вылазку и страшный урон, который она нанесла осаждающим, они резко изменили свое прежнее неблагоприятное мнение об альмогаварах и принялись состязаться в том, кто лучше их примет и окажет им больше почестей: каждый богатый горожанин приглашал в свой дом двух альмогаваров и принимал их так, словно они были членами его семьи, ибо все успокоились и поверили в то, что с подобными защитниками их город стал неприступным.
Между тем король Карл узнал, что дон Педро Арагонский, короновавшийся в Палермо, длинными переходами приближается к Мессине сухим путем, в то время как его флот под командованием адмирала Рохера де Лаврия огибает остров.
Общая численность сухопутных и морских сил короля Арагонского, включая сицилийские войска, составляла, вероятно, от шестидесяти до шестидесяти пяти тысяч человек, то есть втрое превосходила армию короля Карла.
И этот государь, весьма сведущий в ратном деле, понял, что уроженцы Абруцци и Апулии могут предать его так же, как они предали короля Манфреда, и что он, как и король Манфред, вполне может умереть не своей смертью.
Поэтому король, как и подобало воину столь же осмотрительному, сколь и храброму, быстро принял окончательное решение.
Однажды ночью, когда кругом стояла беспросветная тьма, он сел на один из своих кораблей, переправился через пролив и прибыл в порт Реджо ди Калабрия с половиной своего войска, ибо его корабли не были достаточно большими и многочисленными, чтобы перевести всю армию сразу, и утром королевскому флоту предстояло забрать вторую половину войска, оставшуюся на сицилийской земле.
Однако на рассвете распространился слух, что король Карл отбыл ночью с частью своего войска, а те воины, что еще остались возле Мессины, составляют от силы треть его армии. Альмогавары тотчас же приказали открыть двое ворот и, разделившись на две группы, обрушились на восемь—десять тысяч остававшихся у стен города солдат; при виде этого восемь—десять тысяч мессинцев тоже вооружились тем, что попалось им под руку, и вышли из города.
Французы сначала пытались сопротивляться, тем более, что они видели галеры, возвращавшиеся за ними из Реджо.
Однако, сколь бы велико ни было их мужество, они не смогли выдержать яростного натиска своих врагов и рассыпались по берегу, побросав оружие, чтобы быстрее бежать, протягивая руки к своим кораблям и крича:
— На помощь! На помощь!