- Лунная соната.
Его дикция чёткая, голос хорошо отработан. Ни малейшей неровности. Никому и в голову не придёт, что в детстве и юности он, Кай Хонек, страдал от сильного заикания. И один Бог знает, каких трудов ему стоило избавиться от этого недостатка.
Он всегда начинает с Бетховена. Подушечки пальцев тронут чёрно-белые клавиши, и от них по всему телу и вниз до оконечности позвоночника пробежит мощный импульс.
Экстаз.
Наслаждаясь игрой, он закроет свои сияющие глаза. Он впитает энергетику зрительного зала и вернёт обратно с лихвой, когда спокойное вступление перейдёт в нарастающее крещендо.
Пора, Кай.
На его плечо ложится рука. Кай оборачивается, и мягкая улыбка трогает уголки его губ. Никлаус, брат, его самый главный после смерти родителей слушатель, импрессарио, поверенный и просто самый близкий человек и лучший друг.
Да.
Пальцы сжали в ответ руку брата. Кай сделал глубокий вдох и шагнул навстречу яркому свету, и, как обычно, сияние софитов поначалу ослепило его.
Хлоп…
Хлоп…
Хлоп…
Волна бурных аплодисментов прокатилась от галёрки до его ног, обутых в идеально начищенные ботинки. Он выдержал паузу, ожидая, пока стихнут восторги. Губы приоткрылись, готовясь объявить первый номер.
Всё как обычно.
Всё так, как и было уже не одну сотню раз.
- Кай!
Его окликнул чей-то голос, и Кай завертел головой.
- Я тут, Кай!
Прямо под сценой у своих ног Кай увидел девушку.
— Это всё для тебя.
У неё в руках пышный букет роз, и среди алых венчиков и тугих пахучих листьев Кай вдруг заметил куклу. У игрушки его лицо, его руки и его концертный костюм. Всё скопировано до мелочей, и это сходство поразительное.
Кай наклонился к девушке, принимая нежданный подарок, и губы коснулись щеки поклонницы.
- Благодарю тебя, милая барышня. Как тебя зо…
В руке девушки блеснул какой-то предмет, маленький, помещающийся в ладони, и не толще карандаша – пышный букет скрывал его.
- Я люблю тебя, Кай! – сказала девушка, пристально глядя ему в глаза. – Это всё для тебя!
Рука сделала движение.
Всплеск.
Горячие ярко-красные капли брызнули Каю в лицо, на руки, на костюм и на ботинки, а на горле поклонницы раскрылась рана, похожая на ухмыляющийся рот.
Грохот.
Тело качнулось и упало ничком на полированный пол.
Чей-то крик ужаса. Потом ещё. Ещё. И ещё…
Глава 4
IV
Кай.
- Внимание, персонал! Внимание, персонал!
Эрика дёрнулась и испуганно уставилась на динамик, устроенный высоко над головой - слыша резкий звук, человек всегда инстинктивно поворачивается в сторону его источника, всегда. Она что, задремала? Да, точно так: отрубилась в комнате отдыха прямо на своих тетрадках, в которые заносила свои записи.
- Внимание, персонал! Внимание, персонал! Код пятнадцать! Комната двести один! Код пятнадцать, красный! – динамик продолжает отрывисто лаять.
Что происходит?
И тут Эрика осознала: комната двести один. Кай!
Топ.
Топ.
Топ.
По коридору, чуть не сбив её с ног, пронеслись два крепких санитара. Эрика поспешила за ними.
Лестница. Нога подвернулась, и девушка чуть не скатилась вниз по ступенькам.
Поворот.
Ещё поворот.
Коридор оглашается нечеловеческими воплями. Эрика услышала их ещё наверху, когда распахнула дверь и побежала по лестнице. Неужели живое существо может так кричать?
Скрежет.
Что-то белое метнулось навстречу санитарам. Тела мужчин глухо столкнулись.
- Куда собрался, Пианист?
Удар.
Кая повалили на пол и заломили ему руки.
- Что вы делаете?
Больной услышал голос Эрики, и затянутые мутной плёнкой глаза тут же повернулись в её сторону.
- …Эрика… Эрика, помоги…!
- Оставьте его!
- Не вмешивайтесь!
Чья-то рука схватила девушку за плечо и грубо оттащила от барахтающихся на полу мужчин.
Альберт Лемке очень зол.
- Я же сказал: ваша задача – присматривать за ним, а не путаться под ногами и уж тем более не указывать, как нам лечить нашего пациента.
Пальцы разжались.