Соломона их доводы не убедили.
Внутри здания он встретил начальника местной пожарной команды и контуженого директора корпуса. В главном атриуме — бедлам. Деревянные обломки, битое стекло, стулья, куски перил и труб рассыпаны по земле. Один из стеклянных окон-фонарей разбит вдребезги. Главный пожарный поманил их за собой:
— Заряд был установлен вон там.
Соломон вошел в помещение и двинулся прямиком к эпицентру взрыва, выискивая взглядом среди обломков предмет, о котором говорилось в сообщении электронной почты. Начальник пожарной команды попутно посвящал его в подробности. Как удалось установить, взрывчатка была замаскирована под кусок трубопровода. К счастью, студент, который ее заметил, выжил, хотя и лишился руки и обоих глаз. Он сообщил, что труба начала издавать странный звук. Очевидно, подрыв осуществляли дистанционно.
Но Соломона интересовало не устройство бомбы, а другой предмет, который пока никто не успел заметить, потому что его засыпало обвалившейся штукатуркой. Он лежал и поблескивал в лучах фонариков спасателей именно там, где, согласно сообщению, и должен был находиться.
Чертов латунный цилиндр!
27
Мэгги начала догадываться, каким способом Fusarium spirale удалось превратить в смертельное биологическое оружие.
Во время Второй мировой войны генетика только-только зарождалась. До экспериментов Херши-Чейз с бактериофагом Т2 в 1952 году не было уверенности, что ДНК несет в себе генетическую информацию. Даже при сегодняшних технологиях сплайсинга и дайсинга геномов создание генетически модифицированного организма остается невероятно трудной задачей.
Зато ученые отряда 731 сумели найти хороший образец.
Fusarium spirale вел себя относительно безобидно, пока обитал в кишечнике, но становился страшно агрессивным, попадая на растущую кукурузу. Чтобы превратить его в чудовище, достаточно внести беспорядок в его генетическую программу — выключить пару генов и включить пару других, чтобы выделял токсины в организме человека, а не на кукурузе. Догадка потрясла Мэгги. Человек носил внутри себя целый завод химического оружия и собственную смерть.
Теперь Мэгги смогла проследить весь путь до конечного продукта. Очевидно, японские ученые вызвали мутации, используя химикаты или радиацию, потом испытали полученные образцы на людях. Отобрали наиболее токсичные, вывели штамм. Безжалостным садистам, готовым испытывать яды на живых людях, биотехнология ни к чему.
Мэгги почувствовала, как рассеивается облако тумана, окружавшее образ деда, как складываются в понятную картину разрозненные кусочки мозаики. Лиам приехал в Детрик вскоре после окончания войны. Он сам никогда не распространялся о своей работе, но кое-что удалось выудить из бабки Эдит. Мэгги много времени проводила с Эдит в последние месяцы ее жизни и любила слушать бабушкины рассказы о прошлой жизни. Они отвлекали Эдит от болей, которые та испытывала в процессе лечения. По ее словам, Лиам сам настоял на переезде в Мэриленд, желая продолжить работу в Кэмп-Детрике. «После войны его как подменили, — рассказывала бабушка. — Ему начали сниться кошмары. Хлебнул, должно быть, лиха! Страшно себе даже представить!»
Теперь Мэгги была готова поспорить, что в своих кошмарах дед видел Fusarium spirale.
«Бум! Бум!» Мэгги подскочила от звука гулких ударов. Кто-то лупил во входную дверь.
Она двинулась в сторону приемной. Может быть, Джейк?
«Бум!»
Но почему он сначала не позвонил?
Мэгги остановилась, достала телефон и откинула крышку. На главном дисплее нет символа сообщений. Она нажала кнопку хранилища голосовой почты и с удивлением обнаружила, что ей звонили семь раз. Все звонки от Джейка и поступили за последние полчаса. Почему тогда она не услышала сигнала? Наверное, какая-то неполадка.
Удары в дверь стали громче и раздавались теперь непрерывно: «Бам-бам-бам!» Мэгги, радуясь, что все-таки не отказалась от оружия, вытащила пистолет Влада.
— Джейк? — позвала она из приемной, стоя перед входной дверью и направляя на нее пистолет. — Это ты?
Удары прекратились.
Наступила мертвая тишина. Сердце неистово колотилось.
Мэгги заставила себя подойти к окну. На стоянке ни одной машины.
Она прислонилась к стеклу, пытаясь разглядеть площадку с другой стороны входной двери, но под таким углом ничего нельзя было увидеть. Поле зрения перегораживала оконная рама.