Ошеломленная его дерзостью, Марина как будто язык проглотила. Она растерялась, не зная, как ей быть: сейчас же позвонить Коринтели и смачно отчитать его или проигнорировать предложение, а в дальнейшем не здороваться с ним.
Когда она вернулась домой, ею овладело раскаяние, почему она не задержала его и не дала ему достойную отповедь. Неожиданно ее взгляд упал на балерин Дега, висящих на стене. Она долго смотрела на картинку, потом тряхнула головой и твердо решила — если завтра в одиннадцать он позвонит, она выдаст ему все, что он заслуживает.
Успокоившись, заглянула в ванную, помешкала там и отправилась на кухню. Ей казалось, что она отошла и успокоилась. Но скоро поняла, что не так-то просто выбросить из головы (а может быть, из сердца) образ Рамаза Коринтели.
Марина зачем-то надушилась французскими духами, приблизилась к зеркалу, тщательно причесала волосы, расстегнула до конца халат и гордо оглядела высокую, упругую грудь. Повернулась правым боком, затем левым, внимательно и пристрастно рассматривая себя, словно давно не гляделась в зеркало. Полная внутреннего удовлетворения, она напоследок еще раз окинула себя взглядом, включила телевизор, устроилась в кресле, закурила и стала смотреть на экран. Только через час до нее дошло, что она не видит ничего, происходящего на нем. Перед глазами молодой, охваченной волнением женщины снова стоял Рамаз Коринтели — дерзкий, самоуверенный, заносчивый.
Возмущение Марины росло, она уже всем сердцем ненавидела самоуверенного молодого человека.
В первый же день она заметила ту длинноногую блондинку, которая вместе с Коринтели раскатывала в «Жигулях». После нее множество других девиц наведывалось в институт к новому, но самому популярному сотруднику.
«Не принимает ли он меня за одну из своих пассий? Узнал, видимо, что я в разводе, и обнаглел?!»
В ней постепенно поднималась злость, злость и отвращение.
Она взглянула на часы. Ровно десять. Сгорая от нетерпения, она мысленно подгоняла время, чтобы завтра в одиннадцать отругать Рамаза Коринтели последними словами.
Марина выключила телевизор и попробовала читать. Чтение на ум не шло. Она отправилась в кухню. И там нечего было делать. Вернулась в комнату. Снова включила телевизор.
Однокомнатная квартира ее была обставлена со вкусом. В углу стояла внушительная керамическая ваза с сухим камышом — точно такую же она видела в немецком журнале.
«Как он посмел?! Если я разведенная, значит, такая же, как его приятельницы?» — без конца возвращалась она к одной и той же мысли.
В постели Марина долго ворочалась. Сон не шел к ней.
Стала считать.
На девятой сотне поняла, что считает механически, а из головы не выходит Рамаз Коринтели. В ушах все время звучал его дерзкий голос: «Если появится желание, завтра прогуляемся в Мцхету!»
«А если я действительно ему нравлюсь? — неожиданно подумала она. — Может быть, в самом деле нравлюсь?
Случается же так, что человек неожиданно понимает, вдруг обнаруживает, что ты ему нравишься?!»
Марина встала с кровати, зажгла торшер, сбросила длинную ночную рубашку и подошла к зеркалу. В приглушенном свете торшера еще прелестнее блестела ее и без того атласная кожа. В прерывистом взволнованном дыхании поднималась и опускалась пышная упругая грудь. Марина провела руками по распущенным каштановым волосам, перекинула их через плечо. Немного полноватые ноги, довольно тонкая для некогда замужней женщины талия и высокие бедра наполняли ее чувством удовлетворения, собственное отражение приковывало взгляд.
Наконец она отошла от зеркала, выключила торшер и, довольная собой, юркнула в постель.
Она не могла понять, почему ей приятно лежать голой. Не потому ли, что она размечталась о молодом человеке?
«Может быть, я в самом деле нравлюсь ему?
Он, видимо, не заговаривал со мной, пока не убедился, что я действительно ему нравлюсь».
Блаженная истома охватывала тело женщины.
Она поняла, что ей не так уж неприятен чересчур самоуверенный молодой человек.
И его предложение уже не казалось ей дерзким и оскорбительным.
К ней, погруженной в дремоту, уже подкрадывался сон. Она чувствовала, как трепещет все ее тело. Правая рука непроизвольно прошлась по упругой груди. До этой минуты она была твердо уверена, что ее тело никогда не затомится по мужчине.
И ощутив, как в теле пробуждается страсть, блаженно потянулась.
«Кто знает, может быть, я в самом деле нравлюсь ему?!»
Она чувствовала, что тает в блаженном угаре. Потом ее подхватил теплый молочный туман, и Марина уснула как убитая.