— Почему вы были уверены, что я непременно поеду с вами? — вспомнила Марина оставшийся без ответа вопрос из телефонного разговора.
— О-о, это не так просто объяснить, — улыбнулся Рамаз.
— Почему?
— Приедем в Мцхету, там расскажу.
— Какая у нас в Мцхете программа?
— Программа — твое желание. Хочешь, в миллион первый раз осмотрим миллион раз осмотренные храмы, хочешь, сразу поедем обедать.
— До обеда еще далеко. Самое меньшее два часа. Я с удовольствием в миллион первый раз осмотрю миллион раз осмотренные храмы. Только мне не хотелось бы попасться на глаза кому-то из знакомых.
— Тогда махнем в Пасанаури. Не думаю, чтобы в конце октября мы столкнулись там с кем-то знакомым.
— В Пасанаури? — задумалась Марина.
— Да, в Пасанаури. Не пройдет и часа, как будем там.
— Сколько вам лет? — с улыбкой спросила вдруг Марина, тем самым как бы соглашаясь с предложением Рамаза.
— А ты сколько дашь?
Очередное «ты» снова резануло слух Марины Двали. Самого Рамаза ничуть не удивляли ни собственное «ты», ни Маринино «вы». Все семь лет, проработанные Мариной у Георгадзе, академик и его секретарша всегда разговаривали так: он называл ее на «ты», она его — на «вы».
— Сколько дам?
— Да, очень интересно, как тебе кажется?
— Сколько? — Марина прищурила глаз и оценивающе присмотрелась к своему молодому спутнику, — Вероятно, года двадцать три.
Рамаз искренне расхохотался.
— Чему вы смеетесь? Вам больше?
— Значительно больше.
— А все-таки? — Его ответ обрадовал Марину Двали, одна заноза в сердце не давала ей покоя — не намного ли Рамаз моложе ее.
— Да уж семьдесят шестой пошел.
— Не смешно! — надулась она.
— Я не смеюсь. Придет время, и ты убедишься, что я сказал чистейшей воды правду.
В машине установилась тишина. Рамаз ушел в свои мысли. И Марина приумолкла. Она не знала, о чем говорить. Осталось позади село Натахтари. «Жигули» мчались по Военно-Грузинской дороге.
Рамаз всмотрелся в зеркальце. Едущая следом за ними серая «Волга» постепенно сбавляла ход. У Рамаза екнуло сердце, он тоже сбросил скорость, не спуская с «Волги» глаз.
«Где я ее видел? Откуда мне знакома эта „Волга“?»
И тут до него дошло, что она преследует его от самого дома. Когда он выехал на главную улицу и остановился у перекрестка на красный свет светофора, серая «Волга» чуть не врезалась в него. Сейчас всплыло в памяти, что по дороге «Волга» несколько раз нагоняла его, но он не обращал на нее внимания. Не поинтересовался, кто сидит за рулем, кто преследует его, если его в самом деле преследуют.
Неожиданно «Волга» развернулась и покатила обратно.
«Где я видел ее? Где видел?
Сдается мне, что она как-то уже преследовала меня».
И здесь его осенило. Кинокадрами проплыло перед глазами, как после посещения вдовы Георгадзе он вышел на улицу и как серая «Волга» ехала за ним по пятам.
«Неужели эта та самая „Волга“?
Кто знает, сколько раз она следовала за мной, а я не обращал внимания, но если она преследует меня, почему не преследует до конца?
Здесь машины несутся вовсю. Видимо, подумал, что я легко замечу преследование.
А вдруг мне показалось? Одна ли серая „Волга“ на свете?
Как пить дать показалось!» — решил Рамаз и махнул рукой, словно отгонял в окно неприятные мысли.
— Почему же все-таки вы были уверены, что я обязательно приму ваше приглашение? — в третий раз спросила Марина.
— Почему? — лукаво улыбнулся Рамаз.
— Да, почему?
— Да потому, что в последний раз, когда я вас увидел, провидение внушило мне любовь к вам.
— Опять шуточки?
— Нет, Марина, я не шучу, я ясновидящий.
Молодая женщина несколько обиженно посмотрела на него. Ей хотелось сказать, что его шутка довольно неудачна, но, увидев напряженное лицо, набухшие на висках жилы, похожие на древесные корни, бугрящие асфальт, она вздрогнула. В полнейшем замешательстве она то смотрела вперед, то снова переводила взгляд на Рамаза. Ей почему-то стало страшно, и она исподтишка покосилась на спидометр, не желая, чтобы Рамаз заметил ее испуг. Откровенно говоря, сто километров в час — не бог весть какая скорость, но больше скорости женщину пугало напряженное лицо молодого человека.
О чем думал Рамаз Коринтели?
Во-первых, он понял, что странное чувство овладело им — он не может без волнения смотреть на Марину Двали. Безграничная радость окрыляла его.
«Может быть, я люблю ее? — подумал вдруг Рамаз и окинул женщину жадным взглядом. — Может быть, я и впрямь влюбился, может быть, я спасен?..»