Многозначительно взглянув на директора, Рамаз подкрутил цифру к стрелке. Оставалось два диска. Он извлек из кармана платок, сначала вытер потный лоб, затем, как пианист, — пальцы, опустил платок в карман и коснулся четвертого диска. Медленно, очень медленно повернул его, подведя к стрелке какую-то очередную цифру.
Остался один, один-единственный диск; если Коринтели впрямь отгадал шифр, он повернет пятый, и…
В комнате будто стемнело, словно чья-то невидимая рука опустила на окнах кабинета тяжелые темные шторы. Массивный коричневый сейф освещался только двумя парами лучей, исходящих из глаз двух мужчин. И вот после недолгой передышки, показавшейся директору веком, Рамаз взялся за пятый диск. Он почему-то заколебался, прикрыл глаза, наморщил лоб и, прижавшись щекой к холодной металлической стенке, провел левой рукой по верху сейфа, не спеша поворачивать диск.
«Забыл?! — обмер Кахишвили. — Вдруг забыл или не знает пятую цифру?
Что он тянет?!»
Молодой человек, будто лаская диск, погладил его. Медленно повернул. Вот и пятая цифра встала против стрелки.
Рамаз оглянулся на директора института. Увидев его трясущуюся челюсть, он зло улыбнулся и шепотом, однако ясно и отчетливо произнося слова, сказал:
— Сейф открыт!
Выпрямился, нажал на массивную ручку, повернул ее вправо и распахнул толстую, выкрашенную в коричневый цвет дверцу.
— Господи! — вырвалось у директора, и он впился глазами в те полки, где выстроились в ряд разноцветные папки. Сердце, совсем недавно стучавшее так громко и страшно, сейчас будто остановилось. Кахишвили шагнул вперед, горя желанием запустить руки в сейф и шарить по всем полкам, покуда не отыщется вожделенная рукопись, но ноги подвели его, еще секунда, и он бы грохнулся на пол. Вне себя от страха, директор снова ухватился за спинку стула, испытывая жуткое ощущение, словно все кости в теле превратились в труху, и он сейчас свалится на пол бесформенной грудой мяса.
Рамаз с удовольствием наблюдал за волнением кахишвилиевских страстей, представлял, как мечется, словно угодившая в мышеловку мышь, мелкая, убогая душонка директора института. Еще немного, и директор упадет в обморок.
Резко повернувшись, Рамаз захлопнул дверцу.
Кахишвили хватил удар. Хотел что-то закричать, но не смог. Он как будто онемел. Беспомощно развел руками. Попробовал шагнуть, но и тут потерпел фиаско.
Рамаз прекрасно видел, какой пожар бушует в груди обезножевшего вдруг директора. Он догадывался, как обмирала душа его при обратном повороте каждого диска. Видимо, этим и объяснялась его медлительность — ему хотелось продлить мучения Кахишвили. Повернув последний диск, Коринтели с улыбкой насладившегося торжеством мстителя отошел от сейфа.
И сразу в парализованные легкие директора исследовательского института ворвался воздух.
— Что вы наделали, зачем вы заперли! — во весь голос закричал он.
Кахишвили понял, что, пока Коринтели не пожелает, открытого сейфа ему не видать!
— Почему вы заперли, почему?!
Едва прохрипев эти слова в третий раз, директор осел на пол.
С насмешливой улыбкой Рамаз подошел к нему, крепко ухватил под мышки и потащил к креслу.
— Почему, спрашиваю, заперли?! — снова умудрился крикнуть директор. Затем силы как будто вернулись к нему, он соскочил с кресла, смешно вцепился в мощные плечи молодого человека и принялся трясти его. — Почему вы заперли, почему, почему?! Сейчас же откройте, я приказываю вам, сию же минуту откройте, слышите, сию же!
Громко расхохотавшись, Рамаз одним движением сбросил руки директора, стальными пальцами сжал его плечи и, как ребенка, приковал к креслу.
— Уймитесь! Уймитесь, и спокойно обговорим планы на будущее. Я, правда, запер сейф, но шифр-то не забыл! Успокойтесь и соберитесь с мыслями.
Мог ли Отар Кахишвили успокоиться и собраться с мыслями?
— Мне думается, — продолжал Коринтели, — вы окончательно убедились в моих возможностях. Вероятно, поняли и то, что без меня вам не обойтись. Разумеется, есть еще выход — официально пригласить мастера, открыть сейф и обнародовать труд Давида Георгадзе. Вы, естественно, не пойдете на такой шаг. Не пойдете именно потому, что он бессмыслен. Запоздалая слава не осчастливит усопшего, а вы потеряете многое. Вы и я! Как я полагаю, сейчас все карты открыты, задача ясна и решается просто, если между нами установится искреннее, горячее и истинное содружество! Если вы не в силах побороть себя и отвергаете мою дружбу, то все равно ничто не препятствует нашим деловым отношениям. Труд академика в наших руках. Напоследок хочу напомнить и предупредить, что с сегодняшнего дня, с этого часа, с этой минуты все зависит от вас, только от вас, от директора института астрофизики, профессора Отара Кахишвили.