Первый тост произнес Петр. Откинув шторку палатки, он поднял бокал:
— Смотрите, как дедушку ноне внучата веселят и поздравляют! Здравствуй, дедушка! Потомки твои по рекам и морям плавают и чудеса творят; время покажет, явятся ли они и перед Стамбулом!
Праздновали не только на берегу. На кораблях матросам выдали, кроме «уставной», праздничную чарку вина, приготовили угощение.
Юнге Григорию Спиридову чарка не полагалась, но он не унывал, сновал среди матросов, подпевал им на баке, слушал байки.
— Видишь ты, — шутили матросы, — ноне-то мы чарку приняли во здравие дела нашенского корабельного, а ить был же на свете и прадед нашенского флоту. Потому не лишку бы и за него нам поднести винца. Мы-то не в отказ, помянули б со всей охотой...
Пожилой, весь в морщинах матрос, раскуривая трубочку, закашлялся, сверкнул белками глаз:
— А он-то в сам деле, прадед евоного ботику, являлся при прежнем государе, батюшке Петра Лексеича.
Матросы примолкли, сгрудились вокруг, вытянули шеи.
— На Воронеже-то, слыхивал я, годков пять — десять тому сподобили нашенские плотнички на реке Оке хрегат по прозванию «Орел». Так евоный хрегат порхал бишь по Волге-матушке до самого Каспия.
— Куды подевался-то? — спросили сразу сидевшие вокруг.
Рассказчик ухмыльнулся, выбивая трубочку в кадку с водой, проговорил вполголоса:
— Сказывали, пожгли его ватажники Стеньки Разина...
На берегу продолжали греметь салюты, взлетали огни фейерверков, звенели бокалы с бургонским. Работных людей, мастеровых потчевали белым вином. Пиршество закончилось под утро, Петр распорядился дам и иноземных гостей отправить в Петербург и, когда их проводили, собрал зевающих адмиралов и генералов.
— Место сие на Котлине свято для столицы, оное есть и дверь и ключ к Петербургу. Ныне здесь форты наши, — Петр повел вокруг рукой, — Кроншлот и Цитадель, батареи береговые надежны, но потребно на Котлине единую великую крепость соорудить, дабы всякого неприятеля, который с моря появится, отбить. А недруги да завистники нашему делу, видать, не скоро переведутся. Для того вскорости закладку сей крепости учиним, по осени. Сей же час желаем осмотреть все наши построенные гавани, заводы, бастионы и прочие домы.
Не откладывая, Петр размашисто, не оборачиваясь, зашагал по скользким булыжникам стенки Военной гавани...
В первый день октября во всех коллегиях и магистрате столицы читали указ императора о сборе и походе на Котлин генералитету, чиновным людям. Надлежало выйти «коллегии президентам и всем коллежским советникам по половине, а вице-президентам и другой половине советникам и асессорам остаться в коллегиях». На закладку крепости приглашались все иностранные послы и двор.
Чиновники и придворные поеживались, неделю без перерыва хлестал ливень, затопило улицы...
Несмотря на непогоду, утром 2 октября у Троицкой пристани скопилось множество судов, а на берегу под зонтами толпились приглашенные, ожидая приезда Петра и его супруги. Все знали крутой нрав адмирала Петра Михайлова. За неявку на морскую утеху не один из них поплатился штрафом, а кому-то ослушание стоило и карьеры.
На Котлин флотилия судов прибыла на второй день, дождь продолжал лить как из ведра, поэтому торжества откладывались, а приглашенные разместились в ожидании во дворце Петра, еще более богатом, громадном дворце Меншикова и домах других знатных особ.
На кораблях эскадры тоже готовились к торжествам, было предписано произвести салют при закладке крепости.
Чем занимается команда корабля на рейде, где непрерывно льет дождь, а корабль то и дело под ударами волн и порывами ветра кренит с борта на борт и он крутится из стороны в сторону на туго натянутом якорном канате?
Матросам работа всегда найдется. Часть отдыхает, сменившись с вахты, другие латают паруса, приводят их в порядок, третьи плетут из распущенных канатов кранцы, разные коврики, ремонтируют такелаж. Канониры лишний раз банят орудия, расхаживают винты для прицеливания, мало ли у них своих забот по артиллерийской части. Но в экипаже всегда сыщется несколько шустрых старослужащих матросов, которые ухитряются в такое ненастье кемарить где-то в потаенном уголке, заветном местечке, известном только своему обитателю.
В эту же пору офицеры, не попавшие на берег, проводили время за картами или, собравшись в просторной каюте, распивали бутылочку доброго вина, рассуждая о превратностях флотской службы, жизненных невзгодах и, конечно, о женщинах...
После обеда Бредаль, как обычно, дремал, но его разбудил вахтенный мичман:
— К борту подошла шлюпка с берега, видимо, прибыл пехотный офицер, под плащом не разглядишь.
— Ну так разберись и так или иначе проводи его ко мне.
Спустя несколько минут в каюте стоял пехотный майор.
— Честь имею, господин капитан-командор, майор Спиридов, комендант крепости Выборг.
Бредаль жестом указал на кресло, «Отец юнги, — сразу определил он, — сухопутчик, но чины флотские разумеет».
Оказалось, что он по службе был в Петербурге и через Апраксина получил разрешение государя побывать на торжествах и повидать сына.
— Что, отрок-то мой не шкодит? — спросил сразу отец.
— Справный малый, не трусит, за палубу не хватается, — улыбнулся Бредаль...
На Котлине Спиридов с сыном остановились у коменданта крепости во флигеле. Уложив сына спать, майор поспешил во дворец Меншикова. Там его ждали старинные приятели, братья Наум и Иван Сенявины, главный строитель кораблей Федосей Скляев, все бывшие преображенцы.
Друзья давно не собирались вместе, перебивая друг друга, вспоминали былое, годы юности, боевые походы, минувшую войну. Все так или иначе в свое время осаждали и штурмовали Выборг. Особенно гордился Скляев:
— В ту пору Петр Алексеич великую честь оказал, любимцем своим «Мункером» доверил командовать при походе к Выборгу.
Кроме звания «корабельного мастера», Скляеву царь присвоил морской чин «капитан-командор». Тот в совершенстве владел мореходным искусством.
Уже за полночь Спиридов спохватился:
— Пора мне, братцы, сынка-то пораньше взбудить надобно, не проспать бы праздник.
Скляев его успокоил:
— Не суетись, завтра с утра государь кумекать станет над чертежом новой цитадели, там у него еще вдоволь забот...
В самом деле, на следующий день, с утра, Петр был на яхте, «где делал чертеж фортеции котлинской». После обеда со свитой Петр вышагивал на месте по периметру будущей крепостной стены. Выбрав полянку, подозвал мастерового:
— Окопай ровиком квадрат, здеся закладывать цитадель станем.
Еще два дня гости томились в безделье, Петр что-то переделывал в чертежах будущей крепости, советовался с инженерами. Наконец все было готово, все собрались во дворце Меншикова, но вдруг задул сильный ветер, «морянка», нагнал воду с залива, и вода затопила место закладки крепости.
На следующий день, 7 октября 1723 года, с утра ветер начал стихать, вода пошла на убыль. Петр знал, что такое «ждать у моря погоды», и потому не мешкая распорядился:
— Начинай церемонию.
В первом часу пополудни загремели пушки Кроншлота, возвещая начало торжеств, и в эти же минуты с неба заморосил дождик, но Петр решительно зашагал к месту закладки. Около него и Екатерины, под зонтами, сгрудились придворные, напротив невозмутимо мокли под дождем военные, между ними терпеливо ежились послы и резиденты.
Среди иноземцев первенствовал французский посол Кампредон.
— Что ни говорите, коллеги, — с восхищением поглядывая на Петра, делился он своими эмоциями с датским и голландским послами, — а царь Петр — великий человек. Посмотрите, был он и барабанщиком, и плотником, из чина в чин дошел до адмирала. А каких прекрасных сухопутных и морских офицеров образовал. — Кампредон кивнул в сторону военных и перевел взгляд на корабли эскадры на рейде. — С этими судами в короткое время пересекал Балтийское море, непостижимо как быстро, с многочисленной армией...