Она улыбнулась — это было правдой. Но его стандарты последнее время стали меняться. Она заметила горку грязной посуды в раковине. Это так не похоже на старика. Обычное явление на ее кухне, но только не у Харви. Он во всем любил порядок, строго следовал своим правилам, а она предпочитала хаос в доме, он ее не смущал, она чувствовала себя уютно и среди беспорядка. Впрочем, «уютно» — слишком сильно сказано, скорее, она привыкла к беспорядку. Когда наконец она соберется привести дом в порядок, она спросит совета у Харви.
— Я не нуждаюсь в твоей заботе, — проворчал он, — у тебя что, нет дел поинтереснее, чем кормить старика?
— Есть, конечно. — Ей надо было срочно ехать на студию, но главное сейчас — Харви.
Даже если бы бабушка не просила ее приглядеть за Харви, она сделала бы это по собственной воле.
— Чего ты ждешь? — Он смотрел на нее с недовольным видом.
— Я останусь здесь, пока ты не дашь слово, что попробуешь запеканку, которую я приготовила по новому рецепту.
— Тебе придется долго ждать. Я потерял аппетит еще пять лет назад.
— У меня полно времени, — солгала Мэйси.
— Разве тебе не надо сегодня на работу?
— Надо.
— Опоздаешь.
— И тогда они больше не предложат мне работу.
Сказанное ею было истинной правдой. В мире режиссера Шермана, как он сам не уставал повторять, время — деньги.
Харви снова недовольно фыркнул.
— Кажется, ты собираешься поставить мне это в вину.
— Скорее всего, я потеряю работу навсегда. — Она мелодраматически вздохнула.
— Ты всегда можешь продавать свои рисунки. Если наберешься терпения закончить хоть один проект.
Мэйси пожала плечами.
— Сейчас мое искусство мало востребовано на рынке.
Он снова принялся за кроссворд. Мэйси тяжело вздохнула и решительно уселась напротив старика, приняв скучающую позу. Он что-то пробормотал себе под нос.
— Кстати, как имя того певца, что так нравился твоей бабушке? Семь букв.
— Барри Манилоу?
— Верно, он. — Старик заполнил клетки кроссворда и немедленно приступил к разгадке следующих слов.
Мйэси снова громко вздохнула, чтобы напомнить о своем присутствии.
— И конечно, будешь потом говорить, что потеряла работу из-за меня.
— Конечно, — печально подтвердила она.
— Это надо съесть все сразу?
— Не будь глупым.
— Это ты глупая. Не понимаю, почему ты не оставишь старика в покое.
— Но, Харви, ты — мой лучший друг.
— Я и еще эти кошки, которых ты подбираешь. Тебе надо завести собаку.
— Я предпочитаю кошек.
И кошки предпочитали ее. Дома у нее жили три. Снсжок, Мирна и Душка. Но еще несколько регулярно являлись время от времени за едой. Она не искала их, кошки находили ее.
— Ну же, — Харви помахал рукой, — убирайся отсюда.
— Прости, но не могу, пока не дашь слово.
— Ты такая же, как твоя бабушка.
— Я хуже. Разве не ты мне это говорил много раз?
— Говорил. Вообще, здесь было тихо и мирно, пока по соседству не поселилась твоя бабушка. И мне, как всегда, повезло — она завещала дом тебе. У меня нет покоя вот уже сорок лет!
— Ты любишь меня.
Он станет это отрицать до своего последнего дня, но Мэйси знала, что это так. И бабушку он любил, хотя тоже пытался отрицать.
— Нет, — упрямился старик, — я тебя терплю. Твоя бабушка нуждалась в друге, а за тобой нужен присмотр, тебе тоже нужен друг. Но не такой, как я.
— Мы нужны друг другу.
Она действительно так считала. Харви был последней ниточкой, связывающей ее с обожаемой бабушкой. И Лотти Роз обожала внучку, ее рыжие кудри, сумбурный характер. Бабушка была ее единственным союзником, когда Мэйси уже начинало казаться, что она одна на всем белом свете. Дом бабушки Лотти был ее убежищем. У Лотти Роз была артистическая натура, и это роднило их. Обе смотрели на мир одинаково, их сближала любовь к животным, к открытиям новых мест, необычных людей. Когда бабушка Лотти умерла два года назад, к всеобщему удивлению, она завещала свой дом Мэйси.
Мэйси немедленно покрасила стены ярко-желтой краской, а ставни — красным. Забор оставался белым, пока и только потому, что закончилась краска.
Мэйси всегда выделялась среди сверстников. По бабушкиному мнению, она обладала свободой духа. Пока другие дети прилежно занимались музыкой, спортом или танцами, артистизм ее натуры проявлялся свободно и независимо. Она предпочитала часами стоять в музее перед картиной, поглощенная ее красотой и мастерством художника, но не любила изучать технику живописи в классе.
Однажды, в классе шестом, ее вызвали на уроке истории. Вопрос был о Второй мировой, и Мэйси знала ответ. Но, вместо этого, отвлеклась и вдруг начала рассказывать о своей кошке Принцессе, о ее шалостях, о том, как она любит ее рисовать… Скоро весь класс хохотал, а учительница, миссис Мозер, отправила ее объясняться к директору, сказав, что Мэйси сорвала урок. Как говорил с сожалением отец Мэйси, ей для полного счастья всегда будет не хватать какой-нибудь чепухи, вроде пакетика чипсов.