Вздохнув, я снял телефонную трубку, еще не зная, что скажу Уинтер. Она мне не звонила больше, наверняка по той же причине — чувствовала неловкость.
Я сделал выдох, когда зазвучали сигналы вызова, и закрыл глаза, полагаясь на прилив вдохновения.
— «Французское кафе», — раздался в трубке приятный женский голос.
— О, привет, — выдавил я с трудом, — это доктор Майкл Эверетт. Могу я поговорить с Уинтер?
— Привет, это Аликс. Уинтер предупредила, что вы будете звонить.
Звучало обнадеживающе.
— К сожалению, ее сейчас нет в кафе.
— О!
Итак, я получаю вторую отсрочку. Что ж, Ханна должна быть удовлетворена — я честно старался выполнить ее просьбу.
— Уинтер просила дать вам номер ее мобильного телефона.
Я стиснул зубы. Никакой отсрочки не будет. Мне потребовалось три дня, чтобы откликнуться на ее звонок, а теперь дело затянется надолго.
— Очень хорошо. Дайте ее номер.
Аликс продиктовала. Я записал и повторил:
— Верно?
— Все верно. И Уинтер очень надеется, что вы позвоните. Она хочет поговорить.
Ну вот, теперь уже не отвертеться. Уинтер ждет звонка.
— Я позвоню ей прямо сейчас, — пообещал я и повесил трубку.
Я понимал, что, если не позвоню немедленно, листок с номером телефона пролежит на моем столе еще неделю. И с каждым днем позвонить будет все труднее. Я откинулся на спинку стула, заложил руки за голову и стал обдумывать ситуацию. Я могу позвонить Уинтер прямо сейчас, как пообещал, но это означает, что надо действовать быстро. Потому что через десять минут я должен ехать в клинику.
Впрочем, за это время можно успеть о многом поговорить.
Несколько фраз не займут и двух минут, я спрошу, как она, она ответит, что хорошо, и спросит обо мне. Я солгу, что со мной все в порядке. Еще могу спросить, как идут дела в кафе. Я не собирался упоминать о письме Ханны. Ну, положим, я могу спросить о ее здоровье. Еще минута. Я должен буду все-таки объяснить причину своей настойчивости. После получения письма в моем настроении не произошло никаких перемен. Горькая правда была в том, что я не собирался жениться снова, даже под давлением обстоятельств, и не предполагал, что в будущем захочу этого. Наоборот, был возмущен до глубины души, что меня подталкивают и оказывают давление. Единственной женщиной на земле, ради которой я мог пойти на это сумасшествие, была моя Ханна.
Пока я размышлял, мои десять минут истекли. Теперь уже звонить поздно. Испытывая неимоверное облегчение, я покинул офис и направился в клинику.
Перед пятиэтажным кирпичным зданием клиники была бесплатная парковка. Пару машин дежуривших здесь по доброй воле докторов уже разбили вдребезги, и я предпочел отыскать место на улице. Низкий доход и высокая преступность идут рука об руку. Мало того что я работал бесплатно, но еще и подвергал риску спою безопасность и свой автомобиль.
Приемная городской центральной клиники была забита ожидающими приема. Врачи-добровольцы разбирались с очередностью оказания помощи исходя из серьезности случая. Они старались направлять ко мне детей, но я принимал и взрослых. Первой пациенткой была женщина по имени Шамика Уилсон. Глаз у нее заплыл от громадного кровоподтека, но она явилась сюда, потому что боялась, что у нее сломана рука. Я просмотрел ее карту. Женщина приписывала свои увечья падению с лестницы. Причем это происходило уже третий раз. Каждый раз одна и та же причина.
Молодая женщина упорно не смотрела на меня, когда я начал задавать вопросы.
— Вы упали с лестницы?
Она кивнула.
Похоже, она часто так делает.
— Когда… произошел несчастный случай?
— В среду вечером.
Прошло два дня.
— Почему так долго ждали, прежде чем прийти сюда?
Как только она вытерпела так долго!
Шамика уставилась в пол.
— Я думала… пройдет, но болит все сильнее.
Она вскрикнула от боли, когда я всего лишь дотронулся до ее пальцев, а судя по распухшей руке, можно было вообразить, какие муки она испытывала последние два дня.
— Я назначу вам рентгеновский снимок.
Закусив губу, она кивнула. Она хорошо знала, как и я, что техник должен будет повернуть ее руку, чтобы сделать снимок. Но надо выяснить, что с рукой, прежде чем предпринять действия.
— Кто-то привел вас сюда?
— Мой… муж.
— Он сейчас в приемной?
Мне трудно было скрыть свою злость на этого подонка. Впрочем, это мог быть кто-то другой. Молодая женщина поняла, что не одурачила меня историей падения со ступенек, и, говоря о муже, прятала глаза — еще один знак, что она лжет. Какой-нибудь неудачник использует жену вместо тренировочной груши, вымещая свою злость на весь белый свет.