- Вы вылетаете сегодня вечером из Даллеса. Ваш номер зарезервирован на полуострове.
«Лучший отель в колонии», - прошептал я.
«Для N3 нет ничего слишком хорошего», - ответил Хоук, пытаясь рассмеяться.
Ему это не удалось.
- Под каким именем я буду путешествовать, сэр?
- Морли, - сказал Хоук, вставая и протягивая мне руку.
Этот жест, столь же формальный, как и похороны, вряд ли на него напомнил. Я понял, что как только я закрою дверь, он начнет терзаться угрызениями совести. За миссию в первую очередь. И особенно за мое здоровье, как будто он боялся, что я разделю судьбу бедного Роулингса.
«Джошуа Т. Морли», - добавил он.
Мы пожали друг другу руки после этого разъяснения.
Шесть часов спустя я пристегнул ремень безопасности. Вскоре Боинг 747 уже летел. Тридцать две тысячи футов. Со своего места я больше не мог видеть Дюпон-Серкл. И тем более озабоченного лица Дэвида Хока.
*
* *
Из всего этого было ясно только одно: Пой Чу не был так осторожен, как следовало бы.
Кто-то определенно помешал ему раскрыть мне тайник своего микрофильма. Но кем была эта третья сторона? По этому поводу я знал только точное содержание драгоценного документа.
Что касается двух человек, которых я встретил в хаммаме - Белого-костюма и его почти молчаливого друга, - я был почти уверен, что они работали на КГБ, то есть на советский аналог нашего ЦРУ. "British Accent", вероятно, был перебежчиком вроде Маклина и Берджесса, русских шпионов, проникших в министерство иностранных дел в начале 1950-х. Была ли у них встреча с По Чу? Это было то, что я мог узнать только тогда, когда мои предположения - и без того довольно многочисленные - были подтверждены твердыми и неопровержимыми фактами.
В любом случае я был убежден, что они не несут ответственности за насильственную смерть несчастного Пой Чу. Поскольку микрофильм так же ценен для КГБ, как и для АХ, они бы бросили вызов своим целям, убрав двойного агента. Итак, они пришли в турецкую баню и обнаружили там труп. Как и я. Теперь они были в таком же смятении, как и ваш покорный слуга, доблестный N3.
Я должен был предположить, что Пой Чу не солгал мне, когда сказал, что спрятал документ в ожидании завершения переговоров. У меня не было другого выбора, поскольку, вопреки тому, чего я опасался на мгновение, он явно не носил его. Таким образом, логично, что микрофильм остался там, где его спрятали.
"Но где он мог его положить?" - подумал я, ускользая как можно осторожнее из хаммама «Сердитые призраки».
К несчастью для меня, фея-горничная, которая обычно давала мне советы, отсутствовала в тот день. Я выбрал более прямой маршрут, через Солсбери-роуд и Натан-роуд, до парома Star Ferry, в нескольких сотнях ярдов от моего отеля.
У меня все еще был один козырь: имя, написанное на обратной стороне куска купюры, предположительно ускользнуло от бдительности убийцы Пой Чу, а также "британского акцента" и его гориллы. Чем больше я думал об этом, тем важнее казалось мне ухватиться за эту подсказку. Во-первых, в Гонконге было очень мало музеев. Колония была полна ресторанов, массажных салонов и универмагов, но остро нуждалась в культурных центрах. Кроме того, мне показалось весьма необычным, что человек, которым был покойный По Чу, мог ходить в музеи. Двойные агенты редко успевают увлечься искусством. Кроме, конечно, украсть там чего нибудь.
Все это, конечно, приводило только к догадкам и предположениям. Но я должен был попытаться ясно увидеть это.
Моя гипотеза номер один заключалась в том, что Пой Чу выследил агент из Пекина, который был полон решимости вернуть микрофильм, прежде чем он будет продан «враждебным» державам. А именно США или СССР.
Мое предположение номер два заключалось в том, что Пой Чу допрашивали и, отказавшись сотрудничать, он испортил те немногие шансы, которые у него оставались, на то, что однажды он сможет спокойно уйти на пенсию.
Моя гипотеза номер три, наконец, предвосхищала обоснованность первых двух: вместо того, чтобы быть на пути в Пекин, документы, микрофильмированные Пой Чу, все еще находились в том месте, где он их хранил.
Так что все это было на грязном, смятом старом листе бумаги. Точнее, на воспоминаниях о двух идеограммах, которые привели меня в музей Фунг Пин Шань Университета Гонконга.
Прошло двадцать пять минут с тех пор, как я вышел из сауны, когда ступил на остров Гонконг. Я прошел небольшое расстояние до отеля «Мандарин», где сел на автобус № 3 до места назначения Бонэм-роуд и музея.