«Эх, Ситон, не знаешь ты, бедняга, какие грешные мысли сейчас в моей голове!.. Окажись на твоем месте Спитамен — сама бы на грудь ему бросилась, а потом опустилась бы на колени — в знак того, что согласна быть навеки его рабою… Какое это счастье — греться с ним у одного костра, есть-пить из одного казана! И не нужно ни замка, ни дворца — пусть нашим домом станут горы, крышей — небо, постелью — трава…»
Почему так несправедливо устроен мир?.. Почему звездой Равшанак должен владеть Ситон, а не тот, кому она отдала бы ее сама?..
А что, если попытаться одолеть этого толстяка в борьбе? Только подумала, и ей вдруг сделалось страшно, что она может не справиться с ним. И тогда прочь мечты о любимом. Жизнь превратится в кромешную ночь. Да, сейчас именно свет и тьма вступят в борьбу, Анхра — Майнью — божество зла и Ахура — Мазда — божество добра…
Ситон, набравшись решимости, шагнул к ней, вознамерясь заключить ее в объятья, и обнял… пустоту. Девушка ловко избежала его рук, ускользнув в сторону. И еще не успело с его лица сойти удивление, как она прильнула к нему. Теряя равновесие, он хотел было сделать шаг, но нога ее, словно змея, обвилась вокруг его ноги; девушка резко откинулась назад, разворачиваясь, как туго скрученный аркан, увлекая его вниз и опрокидывая навзничь. Такого коварства он ожидать не мог. Опомниться не успел, как бухнулся лопатками об пол. Хотя пол был застлан, стук этот, казалось, разнесся по всем помещениям замка.
Став коленом ему на грудь, девушка вскинула над головой сжатые кулаки и крикнула:
— Я победила тебя!..
Ситону ничего не оставалось, кроме как рассмеяться и сделать вид, что он упал нарочно; он взял ее за руки, потянул на себя:
— Я давно побежден красотой твоей, душа моя!
Но она вырвалась и, вскочив, встала на него ногой. В глазах у нее он увидел ярость.
— Ты обязан признать, что я победила!
— Вот и я о том же, — пробормотал он, взяв ее маленькую ножку в сафьяновой туфельке, расшитой бисером, прижал к щеке. — Умоляю, не мучь своего пленника, стань его благородной повелительницей!..
— Я победила тебя не для того, чтобы сделать тебя своим пленником!
— А для чего же?
— Отрекись от меня! Или я объявлю съехавшимся из всех улусов гостям, что уложила тебя на лопатки!
— Ты не сделаешь этого, — медленно произнес Ситон, бледнея, глаза его гневно сверкнули.
Он вдруг прытко, как обезьяна, вскочил и стиснул девушку так, что ей стало трудно дышать.
— Это нечестно… — еле выговорила она.
— А ты со мной — честно? — процедил он сквозь зубы.
— Хитрость — оружие женщины, а не мужчины. Трижды позор джигиту, если он использует хитрость против женщины.
— Не-ет!.. — покачал он головой, осклабясь. — Теперь меня не проведешь. В словах твоих не меньше хитрости, чем в действиях. Решила проверить, насколько я силен? Пожалуйста, сейчас я покажу тебе свою силу. Сегодня же станешь моей. Сейчас же. Ты моя жена!.. — он поднял ее и, прижав к груди, направился к постланным возле стены матрацам.
— Трус! — закричала Равшанак, пытаясь вырваться. — Ты не посмеешь!
— Возомнила себя палваном? — рычал Ситон ей в ухо. — Что ж, попробуй-ка воспротивиться, если ты так сильна. Это даже интересно…