Лисимах и Клит переглянулись. Дело принимало нежелательный оборот. «Ему известно про фазанов!» Царь не терпел, когда от него утаивали какие-то мелочи.
— Прости, великий Александр, — сказал Лисимах. — Мы ели втайне от всех, чтобы никто не прознал о готовящейся охоте…
— Настолько втайне, что мне тут же стало известно, — усмехнулся царь.
А Лисимах с благоговением подумал: «Тебе о каждом из твоих воинов известно все. Иначе ты не был бы великим…»
Царь кивнул Аспату:
— Веди!
— В тугаи мы вступим здесь, — сказал тот и показал рукой на небольшую просеку.
Пока они ехали через лес, Аспат разъяснял каждому из царских телохранителей его обязанности. Здесь он чувствовал себя хозяином.
Впереди возникли заросли камышей, вымахавших столь высоко, что в них мог бы затеряться всадник. За ними угадывалась река, оттуда веяло прохладой. Просека круто повернула вправо и вывела на обширную поляну. Деревья вокруг нее росли так густо, что казалось, придется прорубать новую просеку, чтобы проникнуть в лес. В воздухе висел неумолчный гомон птиц. Солнце постепенно пригревало, и испаряющаяся с зелени влага пропитывала своим ароматом занимающийся день.
Коней, стреножив, пустили пастись под присмотром коноводов.
С десяток воинов Аспат послал к реке, чтобы они, пробираясь по краю берега, отпугивали животных, прибывающих к этому часу к водопою. Кабаны, олени, косули вскоре бросятся сломя голову через лес. И тогда, великий царь, не зевай!..
Александра с его двумя ближайшими друзьями Аспат повел в глубину леса по одному ему ведомой тропе, и вскоре они вновь попали в такое место, где заканчивается лес и начинаются камышовые заросли. Дорожка, протоптанная зверьем, подныривала под старые деревья, шершавые стволы которых со следами кабаньих клыков были причудливо изогнуты, а ветви, свисая почти до земли, цепко хватали за одежду, царапали руки, лицо.
Лисимах, обойдя Аспата, пошел впереди и стал срубать мечом ветви, мешающие пройти царю, и отбрасывать их в сторону.
Александр тоже вынул меч, решив поупражняться. Срубил две-три ветви, и вдруг ему представилось, что он вступил в схватку с лесом, пытающимся скрыть от него свои тайны. И сразу вспомнились слова скифского посла, год назад посетившего его лагерь около Танаиса. «Ты пришел в этот мир для войн, — сказал скиф. — На другое ты не способен. Если сегодня покоришь своей власти людей всей земли, то завтра вступишь в войну с самой природой: с дикими зверями, лесами, реками, снегом, дождем!..» В словах варвара, наверное, была доля истины. Вот он уже и вступил в схватку с лесом и его обитателями…
Со стороны реки послышались пронзительные звуки рожка и крики загонщиков, которые отдавались в лесу эхом, ввергая в панику зверей и птиц, вероятно, сроду не слышавших столь устрашающего шума. Над головой, почти задевая метелки камышей, пронеслась стая уток, промелькнули, как всполохи пламени, фазаны.
И никто, кроме Александра, в этот момент не услышал слева треск ломающегося тростника. Камыши раздвинулись, и шагах в пяти-шести от себя царь увидел громадного туранского тигра, известного гигантскими размерами и свирепостью. И зверь, и царь замерли. Согдийцы уверяют, что тигры столь благородны, что никогда не нападают на человека первыми, если тот не спровоцирует. Вот оно — чудо природы!.. По бархатным рыжим, светлеющим книзу бокам пролегли темные полосы, и каждая шерстинка отливает на солнце золотом. Ну, как не позариться на шкуру такого красавца? Так думал царь. Но не ведомо, о чем думал в этот миг полосатый гигант, не сводя с человека настороженных зеленых глаз. Александр уж не помнил, сколько раз перебывал за свою жизнь на охоте, но именно здесь судьба столь близко свела его с этим могучим зверем, что можно заглянуть ему в глаза. Чего же он ждет?.. Ни разу в жизни не видел человека, или любопытство сделало его беспечным? Или он так уверен в себе и своей силе? А может, рассчитывает на благородство человека, который не причинит ему зла, если он отступит?..
Отставший было от них Клит появился из-за зарослей и крикнул:
— Берегись, Александр!..
Аспат и Лисимах мгновенно обернулись и ринулись обратно. Однако царь махнул рукой и приказал:
— Стоять!.. Он мой…
Тигр оскалил клыки и грозно рыкнул.
Вот и встретились два царя.
В глазах царя зверей отсутствовал вызов, в них скорее можно было прочесть: «Давай разойдемся подобру-поздорову. Если не тронешь меня, то я пойду своей дорогой. А ты ступай своей…» Но если бы он был проницательнее и не столь доверчив, то по глазам властелина мира понял бы, что он не терпит на пути своем никого, равного себе по силе, и только битва может выявить, кто из них вправе называться властелином, и что он уже намечает место, куда нанесет удар…