По мере того, как из-за горизонта поднималось солнце, стихал бой барабанов. Долина, как одеялом, была укрыта густым туманом и слоящимися полосами дыма. Македоняне, вооруженные небольшими топорами, подобрались незамеченными к Магу и Талу и, закрепив на спине щиты, стали карабкаться вверх. Они старались не шуметь и не вколачивали в щели железных стержней с привязанными к их концам веревками, а набрасывали на уступы петли и сбрасывали канаты вниз. А по канатам уже могли карабкаться и те, кто не имел особой сноровки…
Когда усрушанцы заметили юнонов, облепивших обе скалы, что тебе пауки, они уже достигли той высоты, с которой стрела или камень из пращи могли долететь до вершины. И в юнонов полетели стрелы и камни. Наиболее отчаянные стали спускаться навстречу карабкающимся врагам, чтобы перерезать уже закрепленные ими веревки. Однако затаившиеся в расщелинах и выемках скалы лучники на близком расстоянии стреляли без промаха.
Сверху падали камни, разлетались на осколки, разя врагов, те срывались и с воплем летели вниз. Их сменяли другие, они лезли и лезли по ставшей скользкой от крови скале. Запас камней у усрушанцев был на исходе, они все реже сбрасывали глыбы, а воинов Искандара все прибывало…
Время перевалило за полдень, когда нескольким скалолазам удалось достигнуть вершины Мага. Обороняющиеся бросились в схватку. Но не для того юноны полдня карабкались, чтобы так легко быть сброшенными вниз. Это были искусные воины, они могли мечом срубить яблоко, не задев ни ветки, ни плода, а щитом жонглировали, как в цирке. Обороняющимся же было привычнее держать в руках рукоять сохи, кетмень и серп. Нападая, они больше мешали друг другу, чем причиняли вред врагу. То у одного края обрыва, то у другого раздавался душераздирающий крик сорвавшегося вниз человека. Теперь падали со скалы не только те, кто вскарабкался, но и усрушанцы, и последних оставалось все меньше и меньше. Зато вражеские шлемы, мечи, топоры, щиты сверкали во множестве. Не выдержали усрушанцы, попятились. Ногу негде было поставить, чтобы не споткнуться об истекающие кровью тела, о корчащихся в предсмертных муках своих и чужих воинов. Усрушанцы поспешно покидали Маг и Тал, спускались, прыгая, как дикие козы, с камня на камень, рискуя сорваться и свернуть себе шею. Их подгоняла надежда найти в ущелье, в горах среди скал, в известных им одним пещерах надежное укрытие. Но внизу их уже поджидали враги, закалывали пиками, рубили мечами.
Солнце село. Долина наполнилась тьмой и горем. Но на вершинах скал было еще светло, и люди могли видеть друг друга и продолжать сражаться, продолжать убивать. Звон мечей, грохот щитов, ор нападающих и обороняющихся, предсмертные стоны стали стихать, лишь когда стемнело настолько, что трудно было отличать своих от чужих…
Александр весь день простоял у шатра и глаз не сводил со скал и ущелья, где разгорелась страшная битва. С заходом солнца прибежавший оттуда гонец сообщил, что варвары все до одного истреблены.
Александр облегченно вздохнул и хотел было удалиться в шатер и приказать принести вина, но неожиданно на одном из чернеющих склонов он увидел костер. Рядом загорелся другой, третий. И вскоре все склоны оказались усыпанными кострами, точно звездами. Как и в минувшую ночь. И вновь загромыхали барабаны, и донеслись крики варваров. Словно собрались на кровавое пиршество какие-то чудища. «Все до одного?!» — процедил сквозь зубы Александр, передразнивая гонца, и стукнул о ладонь кулаком. Опять не сомкнешь глаз. «Что ж, пусть орут. Обезьяны тоже, сидя на деревьях, строят рожи леопарду! Главное, проход через ущелье свободен…»
Едва рассвело, в ущелье въехали фаланги тяжеловооруженных гетайров. Пропустив их на полверсты вперед, за ними тронулся сам царь в сопровождении агемы и идущих плотной цепью по обе стороны дороги аргираспидов — «среброщитных». И в арьергарде войска двинулись, построившись в фаланги, пехотные отряды гоплитов с тяжелым вооружением и гипаспистов — щитоносцев. Тут было холодно и сыро, как в подземелье. По обе стороны возвышались отвесные, покрытые лишайником скалы. И высоко-высоко вверху виднелась голубая полоска неба. Дорога была усыпана обломками скал, кони спотыкались, храпели, звякало оружие, все эти звуки усиливались, отдаваясь многократным эхом; воинам казалось, что они едут внутри чугунного котла. Те, что впереди, поторапливали коней, чтобы поскорее выбраться на свет из этого гиблого места, а задние ускоряли шаг, боясь от них отстать.