Марко стало дурно.
«Это неправильно, этого не может быть, святые стены, нет, не может быть, это кошмар».
Он выбросил мясо, которое держал в руке. Оно отлетело и мягко шлепнулось на пол, выплескивая остатки крови. Какая-то часть внутри гибрида почувствовала возмущение.
«Еда. Я выбросил еду! Нельзя так разбрасываться!»
«Люди - не еда!» — возмутилась следом разумная сторона Марко.
Он в ужасе отшатнулся от тела со вскрытым животом и продолжил отступать, пока не уперся спиной в стену. Сползя по ней, он сел, прижав колени к груди, и обхватил ладонями голову.
— Неправда, не может быть, — продолжал убеждать он себя, цепляясь за остатки надежды, что это просто бредовый сон, но, сколько бы Марко это ни повторял, кошмар не заканчивался.
Он все еще был в залитой кровью и остатками людей каменной комнате, на языке чувствовался сладкий вкус их плоти, а в животе бурлило желание закончить начатое и доесть труп.
Гибрид не мог успокоиться. Все было неправильным, он даже чувствовал себя не так, как раньше. Как будто сама его суть безвозвратно изменилась.
Марко убрал руки от головы и посмотрел на них. Руки как руки, за исключением того, что кожа посерела, став как у трупа, от прежнего бледного, но живого кремового цвета не осталось и следа. Марко нервно засмеялся.
Ногти почернели от крови, а на верхней стороне ладоней между сухожилиями не хватало кожи, обнажая скрытые ранее мышцы и вызывая невольные ассоциации с рассказами о полностью лишённом кожи Колоссальном титане. Это было уже слишком. Как выглядит остальное тело, Марко боялся даже представить.
«Я точно сошел с ума, перенервничал из-за экзаменов, и все… Помогите. Кто-нибудь. Пожалуйста».
Марко чувствовал, как его захватывает отчаяние. Он постарался дышать ровно, но в грудь словно вбили скалу и её острые края рассекали его внутренности при каждом вдохе. Он схватился за сердце, желая и ожидая почувствовать ладонями его скачущий темп, но грудь отозвалась только всепоглощающей тишиной.
В глазах помутнело и вокруг сгустилась тьма. Руки задрожали, но будто бы из последних сил: Марко их не чувствовал, как не чувствовал и остальное тело, лишь разум продолжал биться в конвульсиях, пытаясь вселить в себя хоть каплю надежды на то, что всё окружающее - ложь, которую ещё можно изменить и забыть, как страшный сон.
Марко не знал, сколько времени он так просидел, но ничего не изменилось. Он не смог проснуться, и никто не пришел помочь ему. Он попытался отвлечься, постарался подумать о чём угодно, кроме комнаты с телами. Неожиданно на ум пришли слова его наставников, вбиваемые каждый день в течение трёх лет.
«Я всё же солдат. Я должен найти выход даже из самой невообразимой ситуации», — наконец смог вспомнить Марко слова инструктора Шадиза, это не успокоило, но дало цель, на которой можно сосредоточиться, игнорируя панику. Он решил для начала отвлечься и в подробностях вспомнить, как оказался здесь.
«Выпускной. Мы выстроились перед инструкторами как десятка лучших. Я занял седьмое место, я был так рад. Затем нам устроили небольшой фуршет, — Марко вспомнил, что Жан был более хмурым, чем обычно, — ах да, он ведь закончил на одно место ниже Эрена.
Эрен. Вроде бы кто-то спросил его, не передумал ли он пойти вместо разведки в полицию, раз у него появилась такая возможность. На что Эрен произнес речь о титанах и борьбе всего человечества и, кажется, даже вдохновил кого-то. Я согласен с ним, что истребление титанов важно, но ведь и военная полиция выполняет нужную работу.
Потом я говорил с Миной, она была так счастлива, что успешно закончила обучение. Кажется, мы обсуждали нашу будущую службу и договорились, что будем писать друг другу.
Затем я был с Жаном, у него немного поднялось настроение, и он много и громко разглагольствовал о внутренних стенах, и как ему не терпится туда попасть, практически танцуя от радости.
Под конец все устали и разошлись по баракам. Я лег в кровать и заснул. Следующее воспоминание — это Катарина смотрит на меня с ужасом на лице, отшатывается и говорит: «Труп отвечает», — сколько Марко ни пытался, он не смог вспомнить, что было в промежутке между этими событиями.
— Я даже не помню как умер, — грустно усмехнулся он.