Леона свернула с аллеи покрытой опутанной глицинией перголой и через минуту была уже у ограды сплошь увитой лианой. Она раздвинула ветви, безошибочно открыв узкий лаз в заборе и покинула сад. Этот проход в своё время ей так же показал Эдуард. Теперь он вряд ли здесь протиснется. Нарисованная воображением картинка застрявшего и беспомощного Винденбурга, так развеселила Леону, что она захихикала. Настроение сразу улучшилось и теперь казалось, что всё будет хорошо. Она всё исправит, а потом заставит Эдуарда проглотить те обидные слова.
Леона раскинув руки неслась по весеннему лугу, который словно беспокойное море колыхался волнами трав. И представляла себя свободной чайкой, парящей над ним. Чувство всеобъемлющего счастья, покинувшее её сегодня, вновь вернулось, вместе с уверенностью, что она может всё.
продолжение главы 6
Два коротких, три длинных. Анна обречённо вздохнула и отвернулась от окна. Из её спальни хорошо был виден особняк Розенов. Леона ещё в детстве придумала, как из своей комнаты передавать подруге сигнал, закрывая и открывая рукой огонёк свечи. Два коротких и три длинных огонька означали просьбу встретиться в их тайном месте у пруда. Леона считала это настоящим приключением, а Анна ненавидела прогулки в темноте. Ведь никакой настоящей необходимости в их ночных встречах не было. Всё, что сообщала Леона на них, могло подождать до следующего дня. Но её будоражил и приводил в восторг сам факт тайного побега из дома. За несколько лет их ни разу не поймали.
После злополучного пикника, Анна с матерью вернулись домой. На ужин они остаться в Розен-Парке не могли. Ведь тогда надо было бы переодеться в вечерние платья, а их приберегли для завтрашнего праздника. Поэтому Эмма сослалась на мигрень и они ушли.
По дороге Анне пришлось выслушать ругань матери, из-за её столкновения с фон Альтеном.
– Как ты посмела, так с ним себя вести? – почти кричала Эмма. – Бесполезная девчонка! Неужели нельзя было быть милой с Карлом? Мало того, что ты выставила его в глупом свете, так ещё потом обыграла в крокет!
– Я играла не одна, – попыталась защититься Анна
– Что? Ты смеешь спорить? В кои-то веке, на этот забытый Богом остров приехал приличный холостой мужчина, и вместо того, чтобы очаровать его, ты только разозлила!
Анна лишь покачала головой в надежде, что если не будет перечить, Эмма успокоится, но та продолжала ворчать и, когда они переступили порог дома, мама взвинтила себе почти до исступления. Поэтому Анна даже не удивилась когда жгучая пощечина обожгла ей щёку. Эмма уже размахнулась для второй, но дочь проворно отскочила в сторону и, защищаясь, вытянула руки:
– Мамочка, если ты не остановишься, у меня будут синяки и мы не сможем завтра пойти на праздник! – скороговоркой вскричала Анна, срывающимся голосом.
Эмма замерла с занесенной для удара рукой. Было видно, как в ней боролись жаждущая выхода злость и здравый смысл. Эмма тяжело дышала, а челюсти её были твёрдо сжаты, делая лицо похожим на морду сердитого мопса. Через секунду тело её расслабилось и она опустила руку.
Анна облегченно выдохнула. В детстве её порола только няня, когда она не слушалась. И это было больше унизительно, чем больно. В Розен-Парке телесные наказания для детей были вообще под запретом. Но последний год мама часто набрасывалась на неё с кулаками за малейшую провинность. Эти унизительные экзекуции она проводила только дома, подальше от глаз Розенов. И каждый раз била всё ожесточённее, будто входя во вкус. С последнего раза у Анны на спине до сих пор не прошёл кровоподтек от брошенной в неё кочерги для камина. Она считала, что ещё легко отделалась, ведь тяжёлая железка могла прилететь и по голове.
Эмма, чуть успокоившись, гордо выпрямилась и направилась к лестнице. Однако, проходя мимо дочери, всё же не сдержалась и сильно её толкнула.
– Бесполезная! Такая же как твой отец!
Анна отлетела к стене и больно ударилась локтем.
– Убирайся в свою комнату! – продолжала вопить Эмма. – И не смей оттуда выходить до завтрашнего дня!
Два раза говорить не пришлось. Анна пулей влетела на второй этаж и закрылась в спальне. Тошнота подкатила к горлу, а сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Её трясло мелкой дрожью. Она уже угадывала признаки приступа, поэтому сразу опустилась на пол, чтобы не упасть. В ту же секунду мышцы на руках и ногах свело железной судорогой, а тело выгнулось дугой. Сознание затуманилось и она уже не понимала, что происходит, ведь мир проваливался в чёрную дыру, и она даже не слышала собственных истошных воплей.