- Одну ночь... - снова напоминаю ему. - Что там было дальше в рассказе? - Это не рассказ, - тихо произносит Кай. - Я хотел сказать тебе кое-что.
- Что? - наши силуэты вырисовываются на фоне неба, изо рта вырываются облачка холодного пара, а голоса звучат приглушенно.
- Одна ночь, - повторяет Кай. – Тебе не кажется, что этим все сказано?
Я молчу. Он придвигается ближе, и его щека касается моей, в его дыхании аромат шалфея и сосны, пыли и свежей воды и его самого.
- Хоть на одну ночь, можем ли мы подумать друг о друге? Не об Обществе или Восстании, или даже о наших семьях?
- Нет, - отвечаю я.
- Что нет? - пальцы одной его руки запутываются в моих волосах, а другой он притягивает меня к себе еще ближе.
- Нет, я не думаю, что мы можем, - говорю я. - И нет, тут еще есть о чем поговорить.
Глава 27. Кай
Раньше, я никогда не давал названий тому, что сочинял
не было причин
а сейчас
я бы всем своим сочинениям давал лишь одно название
«Для тебя»
но это сочинение я хочу назвать
одна ночь
этой ночью
когда мы позволили миру принадлежать только мне и тебе
когда стояли, а он кружился
зеленым, и синим, и красным
музыка закончилась
но мы
продолжали
петь нашу песню.
Глава 28. Кассия
Когда солнце встает над Каньоном, мы снова готовы двинуться в путь. Тропа настолько узкая, что мы предпочитаем идти гуськом, хотя Кай держится рядом со мной, его рука касается моей поясницы, а наши пальцы цепляются и переплетаются при каждом удобном случае.
Никогда раньше с нами не случалось подобных вещей: целая ночь разговоров, поцелуев и объятий; и в голове засела мысль, что этого больше никогда не случится снова, и не останется скрытым там, где должно, даже этим прекрасным солнечным утром в Каньоне.
Когда остальные проснулись, Кай поделился с нами планами дальнейших действий: вернуться в местечко ближе к ночи и попытаться проникнуть в один из домов, стоящих как можно дальше оттуда, где он видел свет. А затем понаблюдать. Если, по-прежнему, будет светить только один фонарь, тогда утром мы попытаемся подобраться поближе к тому месту. Кай считает, что нас будет четверо против одного или двух из них.
Конечно же, не стоит забывать, как молод Элай.
Я оглядываюсь в его сторону. Он не замечает взгляда. Идет с опущенной головой. Не смотря на то, что я видела его улыбающимся, я знаю - потеря Вика тяжелым грузом легла на них обоих. - Элай хотел, чтобы я прочитал стихотворение Теннисона над могилой Вика, - рассказал мне Кай. - Но я не смог.
Шествуя во главе нашей маленькой колонны, Инди перекладывает свою сумку и оглядывается, проверяя, следуем ли мы за ней. Мне становится интересно, что бы случилось с ней, если бы я умерла. Плакала бы она по мне, или покопалась бы в моих вещах, взяв все, что необходимо, и пошла бы дальше?
Мы прокрадываемся в поселение в сумерках, с Каем во главе.
В прошлый раз я не успела ничего внимательно разглядеть, а теперь эти домишки интригуют меня, пока мы быстро передвигаемся вниз по улице. Должно быть, люди строили каждый дом по отдельности, кому как нравится. И они, наверно, ходили друг другу в гости, переступая порог дома в любое удобное для них время. На это указывают вытоптанные тропинки, так не похожие на те, что были в Городке; здесь они не ведут напрямую от двери к тротуару. Они извиваются, опутывают землю паутиной, связываются друг с другом во многих местах. Люди не оставляли их на долгое время, они приходили в гости и уходили, поэтому тропинки не успевали зарастать. Я отчетливо вижу их там, на земле. Я почти слышу в ущелье отголоски их окликов: здравствуйте, до свидания. Как поживаете?
Мы вчетвером пробираемся в крохотный обветшалый домик с перекошенной от сырости дверью. - Думаю, что нас никто не заметил, - произносит Кай.
Я едва слышу, что он говорит. Я уставилась на картины, нарисованные на стенах дома. Фигуры, очевидно, нарисованы не той рукой, что в пещере, но они так же прекрасны. За их спинами нет крыльев. Они не выглядят удивленными, застыв в полете. Их глаза не смотрят в небо, вместо этого они уставились вниз на землю, как будто хотят сохранить ее вид на долгую память в будущем.
И, тем не менее, я, кажется, узнаю их.