— Ты не имеешь права меня удерживать, — испуганно выпалила Вика.
— А вот здесь ты ошиблась. Я выиграл тебя в карты, твой отец тебя продал. Дешево продал, Вика. Ты моя собственность, и я имею полное право распоряжаться тобой, как пожелаю.
Ангел застыла. Пустой взгляд замер, а зубы сильнее сжались.
— Это незаконно, — прошептала еле слышно, почти не размыкая губ.
— Для меня нет никаких законов, Вика. Я могу купить все, что мне нужно. И сейчас мне нужна только ты. — Четко выговариваю ей в лицо. Малинова опускает голову и тяжело дышит. Ее грудь вздымается под белым платьем с ненавистью, сжимает кулаки. Смотрит исподлобья.
— Ненавижу тебя, — свирепо шипит в мою сторону.
— Мне похуй, детка, — хватаю за подбородок и заставляю смотреть в глаза. — Переодевайся, ты едешь домой. А если попробуешь сбежать, я все равно тебя поймаю. Не играй с огнем, девочка. Ты рискуешь сгореть.
По ее лицу ползут мокрые полосы, и лицо кривиться в отвращении. Не дышит. Смотрит мне прямо в глаза. Гордая. Непокорная. Она все равно будет моей, даже если для этого мне придется ее сломать.
В машине Вика молчит и смотрит в окно. Не шевелиться. Кажется, даже не дышит. А дома проносится мимо охраны и Фаины Ивановны, хлопает дверью и запирается.
9.2
Любой ценой:
Вика
Грубо и безапелляционно Герман забрал меня. Взял штурмом. Что дальше?
Я влетела в дом, как бушующее цунами. Увидела восторженное лицо Фаины Ивановны и очень захотела ее обнять. И всех охранников обнять. И даже Рафаэля. Но вместо этого я вбежала в комнату, не проронив ни слова. Упала на кровать и сильно сжала покрывало в кулаках. Уткнулась лицом в циановые подушки и нарочито громко выдохнула. Леденящая боль заколола в груди. Я рвалась изнутри, взрывалась, умирала.
Во мне боролись чувства и здравый смысл.
Герман — идиот и изменщик. Но я так сильно его люблю, самозабвенно и самоотверженно.
Он нужен мне, как кислород, но за это время я будто научилась не дышать.
Я хочу быть его маленькой девочкой, но еще хочу быть взрослой и самодостаточной женщиной.
Или я просто хочу, чтобы он был мне верным.
Утром вышла из комнаты, словно тень прошмыгнула на первый этаж. Фаина Ивановна смахивала пыль с картин, и я налетела на нее, утопила в объятиях.
— Вика, я скучала по хозяйке этого дома.
— И я скучала по этому дому, — тихо шепчу в ответ, не отпуская пухлое тело женщины. — И по вам.
Рафаэль орудовал на кухне, и я влетела туда, резко открыв дверь. Повар уставился на меня пристально и серьезно, но потом взгляд его смягчился, а по лицу проплыла улыбка. Молча подошла к нему и осмотрела мясо, подготовленное для жарки. Не говоря ни слова, принялась помогать ему. Оказалось, что мы не плохая команда.
Раз уж Амурский вернул меня домой, я не буду сидеть и лить слезы. Пусть и неприятно, пусть больно. Я переживу. И раненное сердце срастется, склеятся его осколки, шрамы заживут. Станет еще крепче прежнего.
Рафаэль привез завтрак в столовую, и я с упоением наложила себе порцию. Запах божественный, и я как раз голодная. Желудок жалобно засосало от голода. Мясо растаяло во рту, и я насладилась его вкусом. В съемной квартире не хотелось готовить, а теперь я могу делать это каждый день с огромной радостью. Нужно же чем-то заниматься в этом доме, кроме как избегать Германа. Рано или поздно он захочет взять меня.
Мурашки прошлись по спине, и следом за ними выступил холодный пот. От одной мысли, что Амурский имеет полный доступ к моему телу и теперь может не быть таким трепетным и нежным, стало страшно. Мой миллионер может заставить меня страдать не только морально, но и физически. И прикроется своим договором с папой. А я опять ничего не смогу сделать. Даже возразить не смогу, потому что мои слова — пустой звук. И пусть. Я привыкну. Я выдержу. Главное, не думать об этом.
Только отогнала дурные мысли, как в столовую вошел Герман. Я быстро вытерла руки о полотенце и поднялась с места.
— Доброе утро, Вика, — Амурский улыбнулся и потянулся ко мне, чтобы поцеловать.
Я замерла. Застыла. Тело парализовало. Даже пальцы согнуть не в силах. Его горячие губы коснулись моей щеки, и я закрыла глаза.
— Доброе утро, — быстро протараторила в ответ и поспешила скрыться.
Поднялась вверх по лестнице и застыла у стены. Дышать больно. Даже тело сводит от этой ломки. От желания все ему простить и подчиниться. Но я буду сильнее. И не стану для него удобной, я же не мебель, в конце концов. Я имею право отстраняться от его прикосновений, противиться, злиться.