Петр подал ей стакан:
— Сливовица. Для храбрости. У нас тут… особенная публика.
Жидкость обожгла горло. В углу, за столом, сидел мужчина в тени. Его пальцы барабанили по столешнице в ритм, который Ава узнала сразу — ее ритм. Из той песни.
Гардеробная была крошечной, с треснутым зеркалом и лампой в виде павлина. Ава примеряла платье — черное, с открытой спиной. Шрам на плече все еще был виден.
— Тебе идет, — Лена закурила в дверном проеме. — Но если хочешь шокировать публику, лучше надень кожу.
— Сегодня только музыка, — Ава нанесла тушь. Глаза стали ярче, почти безумными.
— А что еще бывает?
— Ты не хочешь знать.
Лена рассмеялась:
— О, милая, в Праге мы видели все. От призраков оперы до…
Где-то внизу заиграли первые ноты.
Ава глубоко вдохнула.
"Джейк был прав. Это ловушка."
Но она все равно вышла на сцену.
Прожектора ударили в глаза.
— Добрый вечер, Прага, — Ава прижала губы к микрофону. — Этот концерт — для одного человека. Если он здесь…
Ее пальцы сами нашли первые аккорды.
"…то узнает себя в тексте."
Зал замер. В последнем ряду кто-то встал. Высокий. В шляпе. С тростью в руке.
Сцена была узкой, как лезвие ножа. Ава прижала ладони к холодному микрофону, ощущая вибрацию усилителей сквозь кончики пальцев. Первые ноты "Черного лебедя" — песни, которую она написала в ту ночь после их последнего раза с Джейком — полились из рояля, тяжелые и мрачные, как пражские переулки.
Голос сорвался с губ без предупреждения:
В горле стоял ком — не от страха, от странной, почти болезненной нежности. Она видела его перед собой — не того незнакомца в шляпе в последнем ряду, а его. Джейка. Его руки на ее бедрах в темноте пентхауса. Его губы, прижатые к ее шраму.
"Черт возьми", — подумала она, чувствуя, как предательская влага подступает к глазам.
Но музыка не терпела слабости.
Во втором куплете она позволила себе взгляд в зал.
Тот самый ряд. Тот самый силуэт.
Шляпа с широкими полями скрывала лицо, но трость… Да, она узнала бы эту трость с серебряным набалдашником где угодно.
Дэниел.
Но что-то было не так.
Поза. Слишком прямая. Плечи — уже.
Ава резко отвернулась к пианино, ударила по клавишам с такой силой, что струны взвыли в ответ.
Голос звучал хрипло, зло.
Но внутри — только ледяная пустота.
На бис она спела "Соль на раны" — ту самую, которую сочинила после их первой ночи.
И вот тогда…
Тогда она увидела его.
Не призрак, не воспоминание.
Настоящего.
В дверном проеме, у бара, мелькнул профиль — резкий подбородок, знакомый наклон головы.
Джейк?
Но когда она прищурилась, пытаясь разглядеть сквозь дым, там никого не было.
"Галлюцинация", — прошептал разум.
"Надежда", — поправило сердце.
Последняя песня. "42.7" — код, который они выжгли на своих кожах.
Ава пела ее с закрытыми глазами, представляя, как его пальцы бродят по ее спине, находя эти цифры даже в кромешной тьме.
Когда она открыла глаза — человек в шляпе исчез.
Но на его месте лежала записка.
Ава подняла ее дрожащими пальцами:
"За кулисами. Только ты. Иначе он умрет."
И подпись… Дэниел.
Глава 18
Темнота за кулисами дышала запахом древесного лака и пыльных бархатных занавесей. Ава вошла медленно, намеренно громко ступая каблуками по деревянному полу — чтобы он слышал ее приближение.
— Я знала, что это ты, — ее голос прозвучал четко, без дрожи.
Из-за декораций, из той самой тени, где когда-то прятались их общие призраки, вышел Дэниел.
Он был тенью самого себя. Дорогое пальто, когда-то сидевшее на нем как влитое, теперь висело мешком. Глаза — все те же ледяные озера, но теперь с трещинами безумия по краям.
— Ты думала, что сбежишь? — его голос скрипел, как не смазанный механизм. Он начал кружить вокруг нее, пальцы нервно перебирали серебряный набалдашник трости. — Я покупал тебя два года назад. Дорого. Очень дорого. Ты моя. Собственность.
Каждое слово он выделял ударом трости о пол. Тук. Тук. Тук. Как отсчет времени до казни.
Ава не отступила ни на шаг. Подняла подбородок, чувствуя, как цепочка с кулоном — подарок Джейка — холодком прижимается к ключице.