Ава взяла ее руки — холодные, с тонкими синеватыми венами под прозрачной кожей — и прижала к своей груди, где сердце билось так громко, что, казалось, его слышно даже в тишине комнаты.
— Но я спою за нас обеих, — ответила Ава, чувствуя, как слезы катятся по ее щекам, но не отпуская рук матери.
Анна улыбнулась — слабо, едва заметно. Ее губы потрескались, а в уголках глаз залегли тени, глубже, чем просто морщины.
— Ты так похожа на меня… до всего этого, — прошептала она, касаясь дрожащими пальцами лица дочери.
Но тут ее тело вдруг содрогнулось. Анна закрыла глаза, побледнев еще больше, и ее колени подкосились.
— Мама!
Джейк, стоявший чуть поодаль, шагнул вперед, но Ава уже подхватила мать, не давая ей упасть. Анна была легкой, как пустое пальто, и когда Ава усадила ее на диван, та откинулась на подушки, слабо махнув рукой.
— Ничего… просто устала, — прошептала она, но ее веки уже тяжелели.
Ава накрыла ее пледом, заметив, как тонко запястье матери, как резко выступили ключицы. Анна дышала медленно, с трудом, будто даже этот простой акт требовал усилий.
— Она нездорова, — тихо сказал Джейк, опускаясь на колени рядом с диваном. — Те годы в заточении… они забрали у нее больше, чем просто голос.
Ава провела пальцами по материному виску, отодвинув прядь седых волос. Анна уже засыпала — или теряла сознание, Ава не была уверена.
За окном занимался рассвет, окрашивая комнату в бледно-розовые тона. Где-то вдалеке, может быть, с набережной, донеслись звуки скрипки — чья-то утренняя репетиция, легкая, невесомая.
Ава сжала руку матери, чувствуя под пальцами слабый, но упрямый пульс.
— Я останусь с тобой, — прошептала она. — На этот раз — я не уйду.
И пока город просыпался, а скрипка играла где-то вдали, Ава сидела рядом, охраняя хрупкий сон женщины, которая когда-то пела так, что заставляла плакать целые залы.
Теперь их роли поменялись.
И Ава знала — ее очередь петь.
Глава 21
Рассвет окрашивал комнату в бледно-голубые тона, когда Ава впервые разглядела все детали. Пыль танцевала в лучах света, оседая на потрескавшейся скрипке в углу, на стопке пожелтевших газет у кровати, на очках с толстыми линзами, брошенных на тумбочке.
Анна спала, но сном неспокойным. Ее пальцы — длинные, изящные, с едва заметными следами от струн — дергались, будто перебирали невидимые клавиши. Иногда губы шевелились, произнося бесшумные слова.
Ава осторожно поправила одеяло, заметив, как тонко запястье матери, как резко выпирают ключицы под тонкой кожей.
— Она не просто слаба, — прошептал Джейк, стоявший у окна. — Они… переделали ее.
Он повернулся, и свет выхватил из теней его лицо — усталое, с недельной щетиной, с новыми морщинами у глаз.
— Что значит "переделали"? — Ава встала, подошла к нему.
Джейк молча протянул маленький фонарик.
— Посмотри ей в горло.
Ава наклонилась над спящей матерью, осторожно откинула ее голову. В слабом свете стало видно — крошечный шрам под подбородком, почти заживший.
— Это…
— Имплант, — голос Джейка звучал жестко. — Для модуляции голоса. Чтобы она пела на нужных им частотах.
За окном пролетела ворона, бросив мимолетную тень на стену.
Анна внезапно зашевелилась, ее глаза открылись — ясные, осознающие.
— Ты нашла ноты? — ее голос был хриплым, но твердым.
Ава кивнула к чемодану.
— "Requiem for Silence".
Губы Анны дрогнули в подобии улыбки.
— Сыграй, — она попыталась приподняться, но силы оставили ее. — Только… в обратном порядке. И на малой терцией ниже.
Джейк уже раскрывал старое пианино у стены. Клавиши пожелтели, но звук остался чистым.
Ава села за инструмент. Первые ноты прозвучали неестественно глубоко, создавая жутковатый диссонанс.
— Что это…
— Продолжай, — Анна закрыла глаза.
Комната наполнилась странной мелодией — не песней, а чем-то другим. Кодами? Шифром?
Внезапно Джейк резко встал.
— Боже правый.
Он тыкал пальцем в ноты — при определенном освещении между строками проступали другие знаки.
— Это не музыка. Это…
Анна слабо кивнула:
— Список. Всех, кого они убили. Чтобы записать их голоса.
Тишина повисла тяжелым покрывалом.
Ава почувствовала, как по спине побежали мурашки.
— Мама… что они записывали?
Старые часы на стене громко тикнули.
Анна медленно подняла руку, дотронулась до горла:
— Последние крики. Последние слова. Чтобы потом… воспроизвести.