— Все заживет через пару дней.
— А вдруг в раны что-то попадет, и ты заболеешь?
Пока я занимался кроликами, Таис старательно растирала собранные травы в руках.
— Лучше тебе раздеться, я могу запачкать твою одежду, — сказала она смущенно.
Я снял рубашку и позволил ей обработать раны — так она назвала царапины и ссадины — лечебной кашицей.
— Это отец научил тебя разбираться в травах? — спросил у нее я.
— С нами по соседству жили баньши, я часто встречала их в лесу, и мне было любопытно, чем они занимаются. Однажды я спросила, и они рассказали мне, что собирают травы. А потом начали приглашать меня с собой. Научили, как отличать съедобные ягоды от ядовитых, рассказывали про лечебные растения, про грибы… — Она погладила меня по плечу. — Ну, вот и все. Подожди немного, пока засохнет сок, а потом можешь одеваться.
— Спасибо. Ну, теперь я не заболею, ты обещаешь?
Таис внимательно смотрела на то, как я сажусь напротив костра для того, чтобы наблюдать за жарившимся кроликом, и кладу аккуратно сложенную рубашку рядом с собой. Я повернулся к ней, взгляды наши встретились, и она, покраснев, торопливо отвернулась.
— В том, чтобы смотреть на меня, нет ничего запретного, — улыбнулся я. — Да и в твоем врачевании тоже. Ну, каково это — приехать из Афин сюда, на Восток? Наверное, ты будешь скучать по морю.
Она вздохнула.
— Да. Я очень люблю море… отец научил меня его любить.
- Я бывал в Афинах. Думаю, как-нибудь мы с тобой туда доберемся. У нас будет много времени для того, чтобы путешествовать. Жаль, что за триста лет невозможно побывать везде. Но я покажу тебе много красивых мест.
— Как здорово! А куда мы поедем в первую очередь? Я думаю… ой!
Невидимая ночная птица в кронах деревьев разразилась заливистой трелью, и Таис испуганно вздрогнула. Я назвал птицу по-арабски, и она попыталась повторить слово.
— Почему она поет по ночам?
— Потому что она любит луну.
Таис улыбнулась и снова прислушалась к птице — на этот раз, без страха, с интересом.
— Где там твои ягоды? — поинтересовался я.
Она недовольно покачала головой.
— Сначала нужно съесть кролика. Потому что ягоды сладкие, и они портят аппетит .
Спать мне не хотелось, и после того, как Таис уснула, я сидел, прислонившись к стволу одного из деревьев и продолжая размышлять о Весте в образе ангела смерти. Я решил, что небо нужно наделить своим, отдельным характером, сделать его самостоятельным элементом рисунка, но вместе с тем дополняющим идею. Оно должно быть тревожным и сумрачным, но не символизирующим отчаяние.
Время от времени я поглядывал на Таис, и в какой-то момент заметил, что она начала ворочаться во сне, а потом свернулась клубком. Неудивительно: время близилось к утру, и воздух стал холодным. Я достал из сумки тонкое, но теплое одеяло из верблюжьей шерсти — пару лет назад я купил его у одного из странствующих бедуинов — и укрыл им Таис. Почувствовав мягкое прикосновение чего-то пушистого, она завернулась в него словно в кокон, и снова стала похожа на ребенка. На этот раз, не испуганного, а спокойного и расслабленного — такого, который пару минут назад дослушал добрую сказку с хорошим концом и уже засыпает.
Я поправил одеяло в последний раз и присел у догорающего костра. Впереди нас с Таис ждали три века бесконечных странствий, во время которых ей нужно будет перенять все мои теперешние умения. Или же хотя бы их часть. Интересно, о чем думала Дана в то время, когда я спал у костра, а она смотрела на меня? Я думал о том, что на долю Таис придется достаточно злых сказок с плохим концом — точно так же, как это было в моем случае. Хочется верить, что и добрых будет достаточно.
Перед самым рассветом я попытался подремать хотя бы полчаса — день обещал быть длинным и непростым — но уснуть не получилось. Будить Таис не хотелось, да и необходимости в этом я не видел, и поэтому отправился на поиски съедобных ягод: ведь вчера она ходила по темному лесу, собирая их для нас, и теперь ей было бы приятно получить приготовленную специально для нее порцию на завтрак.
Лес понемногу просыпался и наполнялся дневными звуками: под ногами носились мелкие животные, а из чащи, куда свет солнца добирался редко, доносились шуршащие шаги живности покрупнее. Через несколько минут я нашел, что искал: большой куст с ярко-алыми ягодами, по всей видимости, еще не тронутый ни птицами, ни зверьми. Воспользовавшись вчерашним примером Таис, я собрал ягоды в ее платок, свернул его, превратив в узелок, и направился обратно. И по возвращении обнаружил, что моей спутницы, которая совсем недавно спала как убитая, и след простыл. Одеяло, которым я ее укрыл, сложенное вчетверо, лежало на моей сумке, а рядом Таис положила крошечный букет.