— Вы правы, Макс. Тем более, теперь уже никто не сможет заработать ни цента на Зенторе и Хилле.
Фогер выдержал паузу. Хотя никто не задавал ему никакого вопроса, вдруг неожиданно повисла тишина — чувствовалось, что сейчас что-то будет сказано. Что-то очень важное.
— Вот вы все считаете меня бездушным денежным мешком, — Фогер говорил тихо, чуть склонив голову и глядя на носки своих туфель. — Знаете, наверное, вы правы. Меня в самом деле прежде всего интересует выгода. Почти всегда. Но сейчас я сделал всё для того, чтобы обеспечить двум замечательным спортсменам, отдавших себя найтмарингу целиком, надлежащий уход до конца их дней. Или до полного выздоровления — доктора полагают, что шанс на это есть. Мизерный, но все-таки есть. Давайте молиться, чтобы чудо всё же произошло!
— Зентора и Хилл будут помещены в санаторий во Флориде? — никто не понимал, куда клонит Фогер, излагая всем известные вещи. И вопрос был почти риторический — другого санатория для бывших найтмареров пока не существовало.
— Разумеется. Но они будут не только в одном санатории. Доктор Велберг, один из ведущих специалистов в лечении подобного рода заболеваний, высказал мнение, что оптимальным решением в сложившейся ситуации будет помещение Зенторы и Хилла в одну палату…
— Зентора и Хилл в одной палате?! — этот вопрос выдохнуло сразу несколько репортеров.
Остальные стояли, раскрыв рот.
— Да. Я не мог не прислушаться…
Последние слова Максимилиана Фогера потонули в жутком гвалте и топоте ног. Десятки человек расталкивали друг друга и неслись к своим машинам, доставая на ходу телефоны. Через минуту на месте недавнего скопления народа в полной тишине стояли двое. Филипп Горинштейн улыбался. На этот раз сложно было сказать, что выражала его улыбка.
— Ты всё сделал здорово, Макс.
— Грех не воспользоваться такой идеей. Спасибо, Пи-Джи!