Дядька безропотно согласился с председателем. А потом объявил:
— Снова в Карелии сильный дождь.
Это было уже что-то новое…
— У меня ревматизм. Я дождь на тысячу километров чую.
— А я хотел покупать барометр, — простодушно сказал Кучинский. — Зачем он теперь?
— А чаму ты, Петрович, не взял себе квартиру в Доме молодоженов?
— Дак у меня жоночки еще нема!
— Дак оженись!
— Дак на ком?
— А я шла мимо, — появилась в дверном проеме новая гостья, — и думаю себе: ти свадьба, ти что… — Зыркнула на Кучинского, зыркнула на Валентину, и снова вспыхнула Валентина. — Добрый вечер вам в хату!
— За здоровьичко председателя!..
— За здоровьичко его батьки!..
— За здоровьичко хозяйки!..
— Ну, будем живы!
А потом бабы ударили песню. О том, как Ясь конюшину косил. И мужики подхватили.
Хорошо…
Иван Терентьевич отправился на покой прежде других. Юлик провожал его с фонариком. Постель оказалась уже приготовленной — кожух поверх сена, простыня, подушка и одеяло.
— Доброй ночи. — Значонок обнял Кучинского, прижался к его лицу, и Кучинский почувствовал, что щека старика была мокрой.
— Полно, отец… — Голос Юлика дрогнул.
Он оставил фонарик и вернулся к гостям.
На сеновале стало тихо, темно. Слабо доносилось застолье и далекий брех собак.
Иван Терентьевич лежал в темноте и вспоминал тот далекий вечер, когда впервые к нему на сеновал пришла Вера. Он вспомнил, что сначала скрипнула дверь, он вспомнил, как Вера проскользнула мимо молчаливо сидящих на насесте кур, лениво приоткрывших глаза, в которых коротко блеснул лунный свет. Вспомнил, как корова на мгновенье позабыла о жвачке, вспомнил, как он метнулся навстречу и как Вера, тяжело дыша, поднималась по лестнице, теперь уже грешная, навсегда родная и чистая, а с перекладин лестницы и обрешетин свисали сухие стебли трав…
Тогда он был молодой ученый, руководил работами опытной станции, располагавшейся на отшибе Зельчан.
Небольшой бревенчатый дом с простенькой лабораторией, сараи с инвентарем, конюшня да опытное поле — вот и вся станция.
Но этой станции выпала честь сыграть исключительную роль в картофелеводстве страны: она располагала уникальными формами растении, доставленными вавиловскими экспедициями из Латинской Америки.
Дело в том, что по грубым подсчетам Вавилова и Вульфа из двухсот тысяч видов высших растений человек использует двадцать тысяч, из них в культуре — две тысячи, из которых двадцать занимают девяносто процентов возделываемой площади, а стало быть, огромное количество самых разнообразных ботанических форм, сортов, генов оказывалось не у дел. Собрать и систематизировать образцы растений первыми пытались американцы, но в тридцатых годах отказались от своей затеи.
Отказались американцы, но не отказался Н. И. Вавилов, чье имя стоит сегодня в одном ряду с именами Линнея, Дарвина, Декандоля, Гумбольдта, — он организовывал экспедиции во все древнейшие центры земледелия, и за два десятилетия были обшарены все уголки Земли, было собрано около двухсот тысяч образцов растений.
И если, скажем, помощь директора Бюро растительной индустрии США Файрчайльда понятна и закономерна, то помощь негуса Эфиопии или других императоров была приятной неожиданностью. Но чаще случалось так, что экспедициям отказывали в визах, ограничивали районы исследований, приставляли соглядатаев, не позволяли вывозить семена. Шли на различные уловки — однажды сам Вавилов натолкал полные карманы косточек неизвестного ему туземного плода: вывоз плодов сурово преследовался, но личного обыска в аэропорту не проводили. Таможенный чиновник был ошарашен тем, что за несколько дней Вавилов поправился в их стране на два килограмма.
Так вот доставались годные для немедленного введения в культуру формы растений и «дикари».
Что же касается картофеля, то европейская селекция его основывалась всего на двух-трех случайных образцах, привезенных когда-то конкистадорами. Первоначальный европейский материал не пополнялся триста лет. Вавилов посылает в Латинскую Америку Букасова и Юзепчука, а потом приезжает и сам. Экспедиции исследуют древние земледельческие цивилизации ацтеков и майя в Мексике, чибча в Колумбии, инков в Перу, чилотов и аракуанцев в Чили. Здесь преобладают крупнолиственные растения — картофель, кукуруза, тыква, фасоль, перцы, томаты, табаки, хлопчатники. И, разбивая коленки о камни Кордильер, наши исследователи открывают еще около десятка неизвестных, диких видов картофеля, среди которых были даже невосприимчивые к фитофторе!