Тотчас к председателям припорхнула официанточка.
— Так, — пробормотал Кучинский, вертя в руках меню. — Как говорил мой знакомый официант Гоча из Цхалтубо, шашлык — рубль двадцать четыре, ха-а-роший шашлык — тры рубля… На сей раз доверимся его вкусу, — кивнул Кучинский на Дровосека. — Принесите мне то же самое.
Ему было все равно, что есть.
— Да, еще вот что… — остановил он официантку. И обратился к Дровосеку: — Уж вечер, дела переделаны, а встречаемся все же редко… Ну, что это? — Кучинский никак не мог оставить в покое графин. — Рюмка доброго напитка — все равно что рукопожатие красивой женщины. Может, удвоим порции?
— А может, лучше водички?
— Вода! Я пил ее однажды, да жаль не утоляет жажды!
— У меня давление…
— На всех давление! — И Кучинский показал официантке два пальца. Та понимающе кивнула, но Кучинский покачал головой: — Это не два, милая, это пять, римская.
Девушка прыснула.
Мелкие складки собрались и у глаз Дровосека. Брови у него, как и короткий «ежик», были белесыми, выгоревшими на солнце.
— С тобой не заскучаешь, — сказал он, достал из кармана старенького пиджака платок, за которым потащилась сенная труха, и промокнул слезу.
За соседним столиком сидела бабка в протертом синем школьном сарафане. Видать, пожалела выбрасывать внучкину одежку. Бабка ела котлету с вермишелью, держа в одной руке и вилку, и кошелек.
За пивом для батьки пришел мальчик лет двенадцати. Ему открыли шесть бутылок, и теперь он аккуратно сливал пиво в трехлитровую банку, отпивая из каждой бутылки по глотку. Так меньше будет заметна недостача, что ли?..
— Ты не позабыл о своем намерении продать мне черно-пестрых телок? — сказал вдруг Кучинский и улыбнулся: никакой такой договоренности с Дровосеком не было. — У тебя молочное стадо на зависть… О цене когда будем договариваться — сейчас или после этого? — Он щелкнул по графину.
— Ты прямо на ходу подметки срезаешь, — вновь засмеялся Дровосек. — Ладно, как-нибудь столкуемся.
Кучинский был голоден и ел хлеб, намазывая его горчицей.
— Что у тебя нынче с мясом? — спросил он.
— Пока на уровне прошлого года, — пожал Дровосек плечами. — Чуточку больше… Привес на первое июля — около сотни центнеров.
Разговор, коль он касался производства мяса, шел, как водится, применительно к ста гектарам сельскохозяйственных угодий.
— А у тебя сотни нет? — спросил Дровосек.
— Нет.
Дровосек понимающе кивнул.
— Девяносто восемь? — спросил он.
— Девяносто восемь. — Кучинский рассмеялся. — Ты держишь в памяти все цифры по всем колхозам района…
— Сегодня я виделся с Горбуновым из «Зари». В прошлом году мы с Кучинским, говорю я ему, получили по тридцать три центнера хлеба. Ты же всюду шумел, что у тебя сорок один. Где же твой хлеб? Государству сдал меньше нас, удои у тебя ниже, мяса чуть ли не в половину меньше. Где же твой хлеб?
— Должно быть, считал «комбайновый», — усмехнулся Кучинский.
— Разве что. Сырой хлеб, да еще небось шепнул комбайнеру, чтоб подачу воздуха увеличил… Надо считать «амбарный». Надо и хлеб соотносить к ста гектарам угодий. Будем так считать, тогда и хлеб будет, и мясо, и молоко.
— А картошка?
— И картошка. Кстати, как дела у вас насчет картошки?
— Она уже становится на ножки, спасибо вам!
— Послушай, Юлий. Дал бы мне осенью пару сотен тонн…
— А-а, гешефт есть гешефт, — догадался Кучинский. — Нужен стеарин для свечного заводика?
— Что-то около этого.
Официантка принесла заказ, и Кучинский, пробормотав солдатское: «Разрешите приступить к приему пищи?» — занялся рюмками, приборами, блюдами.
— У тебя, что же, крахмалистых нет совсем?
Дровосек помотал головой.
— А в будущем году будешь сеять?
— Ты сколько ожидаешь с га? — ушел от прямого ответа Дровосек. Он так и сказал «с га», а не «с гектара». — У меня на круг должно выйти центнеров триста. В два раза больше, чем в лучшие годы по республике.
— «Лился пленительный напев из чистых уст прелестных дев», — усмехнулся Кучинский.
— Так сколько? — нетерпеливо повторил Дровосек, опрокинув рюмку в рот.
— Двести.
— Вот видишь…
— Погоди. — Кучинский поднял руку. — Во-первых, у вас торфяники, а мы сидим на минералке. Во-вторых, в твоем «палачанском» сколько процентов крахмала? Двенадцать?
— Двенадцать.
— А у нас новейшие сорта. Среднее содержание — двадцать два процента. Не картошка, а удовольствие.
Кучинский выдернул из желтого пластмассового стаканчика салфетку и из нагрудного кармана Дровосека — шариковую ручку.