Наконец появился хозяин, плешивый сухонький старичок в хлопчатобумажном костюме «для работы в саду и на даче», брезентовых тапочках на босу ногу, настороженно окинул взглядом Алексея и на слова: «Я по объявлению…» — отступил на шажок, впустил в калитку, тотчас снова заперев ее и все продолжая, заметно спокойнее, изучать Алексея. «По одежке, что ли, встречает?» — усмехнулся тот про себя.
От старичка попахивало — то ли валерьянкой, то ли вином.
Алексей был в легкой, открытой на груди рубашке, которую купил уже по приезде, такие на Севере ему не встречались, а здесь ходило полгорода, в черных плотных — не по сезону — брюках и черных туфлях. Старичок оглядывал его, высокого молодого человека, в прошлом разыгрывающего институтской баскетбольной команды (баскетбол пришлось оставить из-за прогрессировавшей близорукости), и точно бы следы недавних потрясений сходили с лица старичка. С фальшивым радушием он пригласил Алексея на скамью, что была врыта под толстым вишневым деревом неподалеку от собачьей конуры.
Впрочем, на соседство конуры Алексей особого внимания не обратил. Достал пачку «Орбиты» и вопросительно взглянул на хозяина — тот согласно, с готовностью кивнул: кури, мол, кури и сам не отказался от предложенной сигареты, достал мундштук, переломил сигарету пополам, одну половину, с фильтром, сунул в мундштук, а вторую — в грудной кармашек пиджака.
Поначалу Алексей отвечал быстро и лаконично, но затем — со все возрастающим недоумением.
Красоткин, Алексей Михайлович, назвался он.
Тридцать один год от роду…
Инженер…
Геолог…
После института работал на Севере, вернулся в родные края…
Пока дали сто сорок рублей…
Да, обещают добавить, но когда — не спрашивал. Неловко…
Был седьмой час вечера, но Алексей почувствовал, что взмок. Снял очки, протер платком запотевшие стекла. Хозяину тоже было жарковато, хотя, заметил Алексей, непонятно почему он пододевал голубые подштанники. Старческие причуды, может… Пес смирно лежал напротив скамьи, следил за беседующими. Время от времени лениво поднимал голову и пытался схватить жужжащую над ним муху.
— Мы пустим одинокого мужчину, я еще раз предупреждаю, — сказал старичок.
— У меня только два чемодана.
Алексей не задумывался над существом вопросов, обилие и вздорность которых начинали его раздражать. Он слышал, что с маленькими детьми пускают неохотно, и, чтоб не усложнять разговора, свести его к минимуму, разрешил себе эту полуправду. В конце концов сейчас он действительно был один и целый год будет один, и какая разница этому дедку, женат он или нет, как зовут его детей и как часто он пишет домой письма. Больше того, появилось и росло неясное гаденькое желание сдерзить, сказать что-нибудь наперекор.
Ну да, Красоткин. Фамилия легкомысленная, сам понимаю, но это в общем-то ни о чем не говорит, хотя я встречал в моей жизни коротышку по фамилии Маленький, а один из сильнейших фехтовальщиков страны — Кровопусков…
Геолог. Я тоже это говорил…
Учился в Москве. Если угодно — геолог-петрограф…
Петергоф — это из другой оперы, из «Клуба кинопутешествий»…
Специализируюсь по осадочным породам. Но это вовсе не значит, что ничего не смыслю в магматических или метаморфических…
Хозяин улыбался, кивал, и казалось, что его вполне устраивают насмешливые ответы Алексея, что других он и не ждет. И делал вид, старый пень, что разбирается. Наверно, следовало кончать эту комедь, подняться и уйти, но хозяин попросил вдруг маленько обождать и с неожиданной прытью, бочком, одно плечо выше другого, побежал в дом. Прибрать, может, что-нибудь с дороги, смахнуть пыль в сдаваемой комнате.
Дом был добротный, кирпичный, строился на века, сад ухожен, под деревьями на аккуратных грядках цвела клубника, произрастала всякая зелень, множество цветов (рынок близко: три рубля букет, догадался Алексей. Выгоднее даже ранних помидоров, не то что картошки), по тропке от торчащей из земли дюймовой трубы тянулся поливочный шланг. Между сараем и гаражом на веревке сохло белье — давно высохло, покосился Алексей, — женское, простое, на формы нэпманской торговки бубликами, среди которого одиноко болтались линялые трикотажные кальсоны и узкие, но длинные сатиновые трусы — самого хозяина, наверно.
Хозяин наконец вернулся, и по блеску глаз, благости на лице, некоторой утрате координации движений Алексей догадался, зачем тот бегал в дом.