— Знаешь, — говорю я, замедляя шаг у невысокого парапета, — я всегда думала, что первая встреча вживую разрушит то, что возникло между нами в переписке. Что реальность окажется… плоской, что ли. А сейчас понимаю: всё стало только ярче.
Он улыбается и прислоняется к парапету рядом со мной:
— Я тоже боялся. Боялся, что ты окажешься не такой, как в сообщениях. Что исчезнет та лёгкость, с которой мы разговаривали ночами напролёт. Но ты… — он делает паузу, словно подбирая слова, — ты даже лучше. Более настоящая.
Я чувствую, как теплеют щёки, но на этот раз не от страха, а от тихой радости. Мы молчим несколько мгновений, наблюдая за тем, как последние лучи заката окрашивают верхушки деревьев в золотисто‑розовый.
Мы продолжаем прогулку, сворачивая на тихую боковую улицу, где фонари горят реже, а тени становятся длиннее. В воздухе пахнет осенней листвой и чем‑то тёплым, домашним — видимо, из открытых окон кафе доносится аромат свежевыпеченного хлеба.
— А вот ещё, — вспоминаю я, — ты как‑то говорил, что самый страшный враг человека — не зло, а равнодушие. Можешь объяснить?
Остап задумывается, потом говорит медленно, взвешивая каждое слово:
— Равнодушие убивает всё: мечты, надежды, даже любовь. Когда человеку всё равно, он перестаёт видеть красоту вокруг, перестаёт чувствовать. А если нет чувств, то зачем всё это?
Я молча киваю. Его слова отзываются внутри, будто эхо давно знакомых мыслей.
— Иногда мне кажется, — продолжаю я, — что мы все живём в каком‑то странном режиме автопилота. Просыпаемся, работаем, общаемся, но при этом не замечаем главного. Не замечаем людей рядом.
— Потому что страшно остановиться, — добавляет он. — Страшно посмотреть внутрь себя и спросить: «А чего я на самом деле хочу?»
Мы снова замолкаем, но теперь молчание не тяготит. Оно уютное, как тёплый плед в холодный вечер.
Вдруг Остап останавливается и смотрит на меня:
— Ты меня не боишься? — спрашивает он, слегка прищурившись.
Я удивлённо поднимаю глаза:
— А должна?
— Ну, девочка боится дядей, напоминающих внешностью… бандитов, — он усмехается, но в глазах — искренний интерес.
Я смеюсь:
— Я тебя не боюсь.
— Хорошо, — он кивает, и в его взгляде читается облегчение.
Мы идём дальше, и я чувствую, как внутри растёт уверенность. Не та самодовольная самоуверенность, а тихое знание: я могу быть собой. Могу говорить то, что думаю, могу не прятаться за маской «идеальной девушки». Потому что он видит меня — настоящую.
— Слушай, — вдруг говорит Остап, доставая из кармана телефон, — давай сделаем фото? На память.
Я немного смущаюсь, но соглашаюсь. Он выбирает ракурс, чтобы в кадре были и мы, и закатное небо, и огни города на заднем плане. Щелчок. Экран показывает снимок: мы стоим близко друг к другу, наши плечи почти соприкасаются, а на лицах — улыбки, которые не нужно играть.
— Сохраним? — спрашивает он.
— Сохраним, — отвечаю я.
И в этот момент понимаю: это начало чего‑то нового. Чего‑то настоящего.
Без планаБ
Два часа пролетели незаметно — словно кто‑то щёлкнул пальцами, и вот уже пора прощаться. Мы успели обсудить столько всего: от любимых фильмов до странных привычек, от детских воспоминаний до планов на будущее. Остап оказался удивительно лёгким собеседником — его шутки вызывали искренний смех, а вопросы заставляли задуматься. Время текло плавно, без неловких пауз, и впервые за вечер я почти забыла о своём волнении.
Но вот стрелки часов показали условленный срок. Я извинилась перед компанией и отошла в сторону — к невысокой ограде, за которой темнел парк. Руки слегка дрожали, когда я набирала Дашкин номер. В голове крутилась мысль: «Сейчас она приедет, мы посмеёмся над моими переживаниями, и я спокойно отправлюсь домой».
Гудки тянулись мучительно долго. Наконец — щелчок, голос подруги:
— Динка, ну что там? Всё хорошо?
Я выдохнула с облегчением:
— Да, всё отлично. Хорошо провели время. Теперь давай забирай меня.
Пауза. Потом — неуверенный, будто виноватый тон:
— Дин, тут такое дело… Я не смогу тебя забрать. Я с Карасем…
Внутри что‑то оборвалось.
— Даш, ты сейчас шутишь? Отличная шутка, я оценила. Давай приходи за мной.
— Я не могу, правда, Ди…
Её голос потонул в гудках — она сбросила вызов. Я ошарашенно уставилась на экран телефона.
«Что это сейчас было?» — первая мысль, резкая и холодная. Пальцы сами нажали «повторный вызов». Гудки. Автоответчик. Ещё раз. Снова автоответчик.