Выбрать главу

Игорь усмехнулся, качнул головой, взгляд его скользнул куда‑то в сторону, избегая прямого контакта:

— Нет. Я лучше здесь останусь. Мне так… спокойнее.

Остап сделал шаг ближе, понизил голос, так, что я едва расслышала:

— Слушай, я понимаю, что ты злишься. Но давай не будем превращать обычный спор в глупую ссору. Поехали, нормально всё обсудим.

— Обсуждать нечего, — отрезал Игорь, отводя взгляд. — Я решил.

Тишина повисла между ними, тяжёлая и колючая. Я поймала себя на том, что задерживаю дыхание. Остап помолчал, оценивающе глядя на Игоря, будто взвешивая каждое слово. Потом кивнул:

— Ладно. Если что — звони. Мы недалеко.

Игорь лишь махнул рукой, развернулся и направился к выходу из двора. Его силуэт растворился в темноте, а Остап ещё несколько секунд смотрел туда, где он исчез, затем глубоко вдохнул, будто сбрасывая напряжение, и обернулся к нам:

— Поехали.

Сели в такси. Салон наполнился смешанным запахом алкоголя, кожи сидений и ночного города. Малыш на переднем сиденье всё ещё бурчал что‑то себе под нос, время от времени бросая взгляды назад, словно пытаясь оправдать своё поведение. Ден пытался его утихомирить — не строго, а скорее по‑дружески, с лёгкой усмешкой:

— Да ладно тебе, забыли уже. Всё нормально.

Остап обернулся ко мне:

— Подождёшь в машине? Мы втроём быстро в «Пятёрочку» — надо взять воды и чего‑нибудь на утро.

Я снова кивнула, но на этот раз взгляд невольно задержался на его лице — на жёсткой складке у губ, которая появилась во время разговора с Игорем. Теперь она разгладилась, взгляд снова стал мягким, почти тёплым.

Такси остановилось у ярко освещённого магазина. Свет неоновых вывесок резанул по глазам, вырвав из полумрака наши фигуры. Трое вышли, а я осталась, глядя, как они, слегка покачиваясь, направляются к дверям. Малыш что‑то громко говорил, Ден смеялся, а Остап шёл чуть позади, оглядываясь по сторонам, будто проверяя, всё ли в порядке.

В тишине салона время будто замедлилось. Я смотрела в окно: ночные улицы, редкие прохожие, светящиеся вывески. Где‑то вдалеке слышалась музыка, смех, гул проезжающих машин — город жил своей жизнью, не замечая моих раздумий. В голове всё ещё звучали обрывки разговоров, смех, слова Остапа… и тот его решительный тон с Игорем. Почему‑то именно это не выходило из головы — не агрессия, а уверенность, с которой он взял ситуацию в свои руки.

Через несколько минут они вернулись — пакеты в руках, новые шутки. Малыш уже смеялся над чем‑то, Ден хлопал его по плечу, а Остап, увидев мой взгляд, улыбнулся:

— Всё в порядке?

Я кивнула:

— Да. Просто задумалась.

Машина тронулась. Город за окном менялся: центр остался позади, пошли спальные районы, затем дворы с тёмными окнами. Такси свернуло в незнакомый двор, остановилось у подъезда.

Мы поднялись на этаж. Малыш долго рылся в карманах, бормоча что‑то под нос, — видимо, пытался нащупать ключи среди вороха мелочи, смятых чеков и прочих мелочей, без которых, кажется, не обходится ни один мужской карман. Наконец он извлёк связку, с третьей попытки попал в замок. Дверь открылась с тихим скрипом, и нас окутала тишина чужой квартиры — прохлада, запах свежего ремонта, полумрак коридора. Где‑то вдали мерно тикали часы, отмеряя секунды, а за окном шумел ветер, играя с ветвями деревьев, будто перебирал струны невидимой гитары.

— Располагайтесь, — махнул рукой Малыш, щёлкая выключателем. Тёплый свет лампы разогнал тени, обнажив скромную обстановку: узкий коридор, дверь в ванную справа, арка, ведущая в кухню, — прямо. — Ванная справа, кухня прямо. Я сейчас найду вам одеяла…

Он исчез в глубине квартиры, а Ден потянулся к холодильнику. Дверца открылась с лёгким гулом, выпуская волну холодного воздуха.

— Кто‑нибудь хочет воды? А то в горле пересохло, — спросил он, оглядывая полки.

Я покачала головой, а Остап кивнул:

— Давай. И мне, если можно.

Я присела на край дивана, оглядываясь. Обычная квартира — ничего выдающегося: нейтральные обои, простенький журнальный столик, пара кресел с потрёпанными подлокотниками. Но в полумраке она казалась уютной, почти родной. Запах свежего ремонта смешивался с ноткой чего‑то домашнего — может, едва уловимым ароматом чая или старой книги.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Остап подошёл, сел рядом. Его лицо в приглушённом свете выглядело усталым, но спокойным. Тени подчёркивали линию скул, а в глазах читалась тихая сосредоточенность, будто он всё ещё прокручивал в голове события вечера.