— Ты как? — спросил он тихо, чтобы не слышал Малыш, который в соседней комнате гремел ящиками, разыскивая постельное бельё.
— Нормально, — ответила я, чуть улыбнувшись. — Просто… всё так быстро меняется.
Он кивнул, словно понимая без слов.
— Бывает. Иногда нужно просто принять, что вечер пошёл не по плану. И это не всегда плохо.
В этот момент вернулся Малыш, неся ворох постельного белья. Одеяла слегка пылили, подушки выглядели уютно пухлыми.
— Так, вот вам подушки, вот одеяла. Кто где спать будет — решайте сами. Я в спальне, вы тут, на диване, или…
— Да нормально, — перебил его Ден, ставя пустые стаканы на стол. — Разберёмся.
Мы перебрались на кухню. Пространство здесь было тесным, но функциональным: старенькая плита, шкафчики с потёртыми ручками, окно с цветным витражом, пропускавшим мягкий свет уличных фонарей. Остап, не дожидаясь просьб, взялся за дело: достал сковороду, яйца, сыр, пару ломтиков хлеба. Движения его были чёткими, привычными — видно, что готовил он не в первый раз. Он включил конфорку, плеснул немного масла, и кухня наполнилась уютным шипением.
— Ешь, — поставил он передо мной тарелку с румяной яичницей, сверху — тонкая струйка расплавленного сыра, по краям — подрумяненные кусочки хлеба. — Ты сегодня почти ничего не ела.
Я хотела отговориться, сослаться на то, что не голодна, но взгляд его был настолько настойчивым, что я молча взяла вилку и начала есть. Еда оказалась удивительно вкусной — может, оттого, что внутри всё ещё дрожало после пережитого напряжения, а может, просто потому, что готовил её Остап. Я почувствовала, как тепло распространяется по телу, снимая остаточное напряжение.
Потом они выпивали. Малыш, явно ещё не остывший после конфликта, то и дело наполнял стаканы, рассказывал что‑то громкое, временами сбиваясь на шутки, которые понимал только он. Он несколько раз предлагал мне вино, но я упорно отказывалась, ссылаясь на головную боль и усталость. Остап, заметив это, лишь слегка улыбнулся и не стал настаивать. Вместо этого он подливал мне чаю, время от времени проверяя, не остыл ли он.
В какой‑то момент Остап поднял тост. Он встал, держа бокал с янтарной жидкостью, и все невольно притихли.
— За тебя, — сказал он, глядя мне в глаза. — За то, что ты с нами. За то, что не сбежала, когда всё пошло наперекосяк.
Его голос звучал тихо, но в нём чувствовалась твёрдость, будто эти слова были важны не только для меня, но и для него. Я смущённо кивнула, чувствуя, как теплеют щёки. В груди разлилось странное ощущение — не то благодарности, не то лёгкой растерянности.
Пока Малыш и Остап курили на балконе, я попыталась осторожно расспросить Дена об Остапе. Мы остались на кухне, и я, понизив голос, наклонилась к нему.
— Расскажи мне про него, — шепнула я. — Про Остапа. Что он за человек?
Ден лишь покачал головой, глядя на меня с лёгкой улыбкой.
— Не могу. Если Остап захочет, сам всё расскажет. Это его дело.
Я вздохнула, но настаивать не стала. В его ответе чувствовалась не просто уклончивость, а какая‑то внутренняя верность — будто он знал что‑то важное, но не имел права раскрывать.
Когда Остап и Малыш вернулись, Остап с любопытством спросил:
— О чём это вы тут болтали?
Я, не задумываясь, ответила:
— Да о лысых сфинксах.
Ден прыснул со смеху, едва не расплескав чай. Остап лишь удивлённо приподнял бровь, не уловив намёка.
— Ну и темы у вас, — усмехнулся он, качая головой.
— Да ты не пойми контору, — добавила я, глядя на Дена. Тот лишь подмигнул, явно оценив шутку.
Спустя какое‑то время Остап и Малыш снова отправились на балкон. На этот раз они позвали и меня. Ден от участия отказался, оставшись на кухне, — он достал телефон и углубился в переписку, время от времени хмыкая.
На балконе было прохладно, но уютно. Ночной воздух пах осенью — свежестью, чуть подгнившими листьями, далёким дымком от чьего‑то костра. Остап и Малыш показывали мне окна и подъезды многоэтажек, рассказывая, кто из «уважаемых людей» здесь живёт. Они перечисляли марки машин, припаркованных во дворе, — «мерседесы», «бэхи», пара «лексусов» — и с юмором комментировали, кому какая принадлежит.
— Вон тот «гелик» — у адвоката из пятнадцатой, — говорил Малыш, указывая на чёрный внедорожник. — Он его два раза в год моет, зато каждый день паркует так, будто это музейный экспонат.
Остап добавлял:
— А тот «ауди» с тонировкой — у директора строительной фирмы. Он вечно опаздывает на работу, зато приезжает с таким лицом, будто мир ему должен.
Я слушала, улыбалась, иногда вставляла реплики. В какой‑то момент мы замолчали, просто глядя на город. Огни многоэтажек мерцали, как звёзды, упавшие на землю, а вдалеке, за линией крыш, виднелась полоска рассвета — бледная, едва заметная.