ГЛАВА X
«Александр пригласил меня в гости в Килинги-Нымме, где он работает. Три часа провела в холодном поезде. Вышла на станции, темно, холодно. Но как только увидела его, сразу обо всем забыла.
Я ждала этой встречи и боялась. Эта была первая встреча после неожиданного нашего разрыва.
…Хотя мы и разъехались каждый в свою МТС после окончания курсов бригадиров, мне казалось, что он все равно рядом. Я знала, что в любую минуту могу обратиться к нему за помощью, за советом, поделиться радостью или грустью. Я привыкла к его спокойным, рассудительным письмам. И вдруг к празднику 7 ноября получаю поздравительную открытку. Почерк незнакомый. «Дорогая Элля, поздравляем тебя. Желаем здоровья, успехов в работе, счастья в личной жизни». Я с недоумением читала первые строчки: кто бы это мог быть? И вдруг меня как раскаленным железом ударило. Нестерпимая боль обожгла, когда я увидела в конце подпись: «Сасс, — так обычно подписывался Александр, — и Лейда».
Я еле сдержала крик. Не помню, как повалилась на кровать и сколько времени проплакала, уткнувшись в подушку. Я плакала даже не столько из-за потери любимого, сколько из-за потери веры в него. Жизнь виделась мне впереди вся в черном. Никому я не нужна со своей работой, своими мечтами, своей преданностью. Даже такой человек, как Александр, отказался от меня.
Выплакав все слезы, усталая и разбитая, поднялась с постели, поставила на стол старенькое небольшое зеркало и долго разглядывала свое лицо.
«Ну, посмотри, — говорила я сама себе. На кого ты похожа? Кожа загрубевшая, брови выгоревшие, ресницы маленькие. Рот большой и нос картошкой. Ну, кому ты нужна, такая красавица? На уме только одна работа. Дома настоящего нет. Одеться красиво не во что, да и не умеешь. Зачем ты ему нужна? Зачем?»
Но сердце плохо слушалось разума, точнее, оно его совсем не слушалось. Оно болело и разрывалось от горя при одной только мысли, что я его больше никогда не увижу. И со слезами я ничего не могла поделать, они текли в два ручья.
Я достала письма Александра. Они лежали аккуратно перевязанные на дне чемодана рядом с дневником. Попыталась в них найти утешение. Вытащила наугад одно из пачки. Увидела знакомый, такой родной и привычный почерк, и от этого у меня как будто все перевернулось внутри. И вдруг, не зная почему, не отдавая отчета в своем поступке, начала рвать письма. Я рвала их с каким-то остервенением, как будто это могло успокоить мою боль, принести мне облегчение.
Затем мой взгляд упал на железную печку. Так же неосознанно я стала запихивать в нее клочки бумаги и целые письма. Потом взяла коробок со спичками, поднесла горящую спичку к бумаге и с какой-то жестокой радостью стала смотреть, как свертываются под огнем листки из ученических тетрадей. Пусть все горит, пусть не останется от него никакой памяти.
Когда бумага сгорела и в печке осталась только небольшая кучка черного пепла, я почувствовала неожиданно невыносимую усталость. Она навалилась на меня внезапно, вытеснив все чувства, всю боль. У меня было только одно желание — спать, скорее спать.
На следующее утро я проснулась с тяжелой головой, с пустым сердцем. Ничего, кроме работы, у меня в жизни больше не осталось. Только она одна меня не обманет.
Шли дни, месяцы. Постепенно моя рана затягивалась. Днем вообще некогда было думать о своем, личном. Временами мне казалось, что Александр ушел из моей жизни навсегда. У каждого из нас своя дорога. Но стоило мне увидеть какого-нибудь похожего на него человека, как сердце снова начинало сильно биться. Стыдно сказать, но я Чувствовала, как немели ноги. И когда оказывалось, что это не он, я испытывала чувство облегчения и разочарования одновременно.
И все-таки мы встретились. Я ехала из Вильянди в Таллин на совещание передовиков сельского хозяйства. Поезд остановился на станции Рапла. От нечего делать я смотрела в окно, равнодушно скользила взглядом по пассажирам, суетящимся на станции. И вдруг сердце оборвалось — мимо окна прошел Александр.
Я выбежала. Он шел неторопливо вдоль вагона. Я кинулась за ним. Если сейчас не догоню, он уйдет, уйдет.
— Александр! — крикнула громко, отчаянно.
Он остановился, резко обернулся и кинулся ко мне.
Мы стояли друг против друга и молчали.
— Элля, Элля, — только и говорил он.
При звуке его голоса все затрепетало во мне и стоило больших усилий воли, чтоб не выдать волнения, задать спокойным, дружеским тоном банальные вопросы: