Танкист нырнул обратно в башню и видно после короткого совещания, вынырнул снова.
- По пятерке, - проорал он, перевешиваясь через край люка, - На броне поедешь.
- Троллейбусом по гривне пятьдесят, - недовольно крякнул потенциальный пассажир.
- А маршруткой – по семь, - рубанул в ответ танкист, - Сказано – по пятерке, не хочешь – стой на своей остановке, пока не обледенеешь. Тоже мне, генерал Карбышев!
Мужчина еще мгновение потоптался, потом закинул наверх свой портфель и ухватившись за руку танкиста, забрался следом. Уселся на броне, держа портфель на коленях и решительно посверкивая очками. Сорвавшаяся с остановки толпа облепила танк.
- Передайте, передайте за двоих! – мятые купюры замелькали, исчезая в танковой башне.
- Без сдачи, только без сдачи! – решительно покрикивал танкист.
Последний пассажир встал у самой башни, держась за дуло пушки. Танкист рявкнул:
- Стоя не поедем, тут тебе не маршрутка! – и крышка люка захлопнулась.
«Обсаженный» людьми танк медленно и аккуратно пополз вверх по улице.
Бен Цви проводил его взглядом широко распахнутых глаз и вдруг быстро спросил:
- Элис, дорогая… Прости, что спрашиваю… - он смутился, но все-таки продолжил, - Для меня это важно. У вас с этим Александром… Были какие-то… отношения?
Были? Есть? Будут? Ну ты и вопросы задаешь, мой дорогой американский друг. Или ты любовник?
- Следите за дорогой, Бен, - не отрывая глаз от ветрового стекла, бросила Эля.
* Элис, подожди, пожалуйста!
Глава 7
Reasonable job
Заснеженный университет походил на городок-призрак. Падающий снег завернул приземистые бетонные корпуса в белую упаковку, сквозь которую мрачно проглядывали черные, не озаренные ни единым огоньком омуты окон. Дорожки между корпусами, обычно забитые толпами студентов, были непривычно пусты. Лишь одинокие мерзлые фигурки, проваливаясь в снег и пугливо озираясь, подавленные пустотой и тишиной всегда шумного университета, брели к стеклянным дверям корпусов. Машина Цви медленно обгоняла их и у фигур обнаруживались лица, проглядывающие из-под низко надвинутых шапок. И на всех было написано совершенно одинаковое страдальческое выражение: «На кой черт я сюда приперся?»
Эля вздохнула – действительно, на кой?
Цви тревожно скосился на нее:
- Почти никого нет…
- Добраться не могут, - кивнула Эля, - Кто поумнее, наверное, домой вернулись. – а ей после разборок с Домовушкой придется еще и на работу идти, раз уж она добралась. Эля представила себе долгий день в абсолютно пустой и насквозь промерзшей лаборатории и на душе стало совсем паршиво. Все дружно скажут, что доехать не могут, а она будет торчать на факультете в гордом одиночестве и даже никаких отгулов ей потом за это не отломится. Отгулов за разгул стихий не бывает. Ну хоть один плюс – декан не сможет обвинить ее в прогулах. Сам-то сто процентов не приедет, живет черте где… Начнет трезвонить, а Эля – вот она, на посту. Бдит. Все сдались, отступили, а она прорвалась сквозь снегопад и буйство мороза. На нартах, на собаках… Прям не хрупкая женщина, а факультетский Нансен-Амундсен. Эля представила себя в расшитой кухлянке: распластавшись на нартах, она окриком направляет стремительно несущуюся собачью упряжку – спереди в постромках Александр в своей кожаной куртке, прямо за ним Цви в элегантном костюме. Бешено лая и периодически норовя вцепиться друг другу в горло, они бегут по снежной целине, а Эля их чуть что – шестом, шестом, да с оттяжечкой…
- Может так случится, что и ваша бухгалтерша тоже не сумеет доехать? – напряженно поинтересовался Цви, даже не подозревающий, что в Элином богатом воображении его только что вытянули длинным шестом вдоль хребта, и он, обиженно скуля, грудью налег на постромки.
- Никак не может, - покачала головой Эля. Вот уж в чем, в чем, а в присутствии Домовушки на рабочем месте она была уверена: та всегда появлялась минута в минуту к началу рабочего дня и исчезала ровно в его конце. Не было таких срочных дел и таких начальственных приказов, которые могли бы ее задержать. Кроме дел Савчука и его просьб. – Ей ехать не надо, она вон там живет, в «профессорятнике», - Эля махнула рукой в сторону единственной жилой высотки, застывшей на краю университетского городка.
Собственно, именно это здание, а точнее – квартира в нем, и была первопричиной такого внимания Домовушки к Савчуку. Некрасивой, уже не молодой, одинокой бухгалтерше ничего не светило в их большом шумном городе, куда она рискнула перебраться, когда в ее маленьком городишке закрылся последний заводик. На работу ее долго не брали, устроиться в университет – и то оказалось большой удачей, но вот жилья не было. Под ее бюджетную зарплату ни один банк не дал бы ей кредит, да она и не просила, слишком хорошо понимала, что никогда не сможет выплатить. Предоставленная университетом крохотная комнатушка в буйной студенческой общаге стала бы ее домом до конца дней, если бы неожиданно не вмешался Савчук. Бог весть какими путями, нажимая на все рычаги, поперек всех очередей, плюя на все титулы и звания он выбил для скромной бухгалтерши однокомнатную в первом и единственном доме, выстроенным университетом для своих сотрудников.