— Ты имел дело с влагалищем? — спрашиваю.
— Ужасы первого курса. Это в прошлом. Радуга в моем сердце, — он постучал по груди и снова замолчал. — Прости, я просто не знаю, что делать. Чем помочь. Мне грустно.
— Я знаю.
— Ты хотел бы дорогую машину? — спросил он.
— У матери Toyota camry. Она могла бы ее продать и закрыть долги. Но она расплачивается мной.
— А у нас никогда не было денег.
— Но ты выглядишь норм.
— Это «алик». На «алике» все. Навык от матери. От матери пижонство.
— У меня от матери кредит на меня взятый.
— Она платит?
— Коллекторы ходят. Мне скучно думать о деньгах все время. Меня этим долбит. Я хочу думать о том, что жить интересно.
— Мне нравится думать про деньги, — ответил Мэт. — Но у меня их нет. Я их только понюхал. И теперь все время считаю воображаемые пачки.
— А я все еще хочу стать военным корреспондентом. Ну или придумать что-то крутое, что сделает мир лучше.
— Нивно, — Мэт ухмыльнулся.
— Ты уже так говорил мне в долине.
— Но это правда. Это глупо.
— Что глупо?
— Это ерунда. В твоей ситуации. Надо заниматься реальными делами, — сказал он, и у меня возникло ощущение, что я говорю с матерью.
— Это реальное дело, — строго ответил я, — а не хуйня в Тольятти в офисе сидеть.
— У меня куртки зимней нормальной нет, а ты про высокое.
— Тоже мне проблема. Людей убивают — это не проблема.
— Это проблема. Мне холодно и уродско.
— Это решаемо. Все можно решить. Я хочу перед днюхой что-то придумать. Давай пойдем в магистратуру? В Питер там, в Москву. Но лучше в Москву. Че я раньше не думал. И выучимся на тех, кем хотели быть. Хорошо подготовимся и поступим. На кого бы ты хотел поступить?
— Не знаю.
— Я бы подавался везде. Я уже проходил во ВШЭ. И я читал, что Вышка сейчас топ. Там есть гуманитарные и технические программы. И там гей-френдли, можно быть собой. Сосаться у входа в кампус и все такое. Встречать друг друга. Бля, вышка — это реально город будущего. Это просто… единственное нормальное место в стране. Там все не как в России. Там все как в хорошей России. Блядь, пиздец, все, я понял, чего хочу.
— Репин подарил мне штаны теплые. Тебе на зиму пойдет.
— У меня есть.
— У тебя нет нормальных штанов, они висят. Померь обязательно.
— Я сказал, что у меня есть.
— Они стремные.
— Почему ты не прочитал ни одной книжки из тех, что я давал?
— Мне некогда.
— Ясно.
— Это так важно?
— Это как минимум интересно.
— Я не могу заставить себя читать. Все. Это честный ответ.
— Почему?
— Я не верю, что мне понравится.
— Люди вообще не любят пробовать новое, да.
— Хочешь сказать, я тупой? Ну простите, блядь, не у всех была учеба в Испании.
— Я хочу сказать, что меня не интересуют вещи.
— Но они у тебя были.
— Это типа классовая ненависть?
— Андрей, ты ходишь, как бомж. Это правда.
— Ну а зачем ты со мной ходишь, если я бомж? Ну говори, если ты такой честный. Ты красивый, я урод, зачем тогда?
— Андрей, ты очень красивый. Давай сменим тему.
Матвей недолго помолчал.
— Я много думаю. О жизни, — сказал он. — Сейчас начал заниматься по программе тренера Бреда Питта. Хочу развиваться.
— И станешь Бредпиттом, да. Очередным запуганным одиноким пидором без цели в жизни, но зато модный.
— Почему одиноким? Так, блядь, в чем дело? — Мэт начал сильно злиться.
— Мне невыносимо хуево, а ты винишь меня, что я недостаточно хорошо выгляжу. И пихаешь ношенные штаны бывшего.
— Блин. Нет. Я вообще не думал.
— Да ты нихуя не думаешь. Ты о главном не думаешь.
— Блядь, какой ты умный.
— Меня заебал материальный мир. Я не должен думать о том, как выжить. Как выкупить свободу. И ты не должен. Это неправильно, так не должно быть. Мы должны заниматься собой и развивать наши таланты.
— Ну а что если их нет?
— Есть!
— У тебя есть. А я обычный.
— Мне так не казалось, — сказал я и быстро пошел вперед.
— Ты куда? — спросил он.
— Матвей, ты трус с ампутированной волей. У тебя никогда ничего не будет хорошо. Ты не можешь помочь ни себе, ни другим.
Я сказал это и понял, что сейчас Матвей сам уйдет и не вернется, потому что я попал в больное.
— Ну и съебывай от меня.
Я побежал за ним и стал просить прощения. Он будто стал из железа. Я стал сыпать шутками. Матвей сказал, что лучше пойдет домой. Я взял его за плечо, но он сильно меня оттолкнул и тогда я почувствовал, что у него действительно тяжелая рука.