А когда выступавшая с ответным словом Ирина Саенко вдруг на самой середине речи неожиданно всхлипнула и, так и не закончив своего выступления, выбежала из зала, тут уж всем девчонкам срочно понадобились платки, которые до этого они мяли в руках.
Торжественная часть закончилась вручением аттестатов. Клубный духовой оркестр встречал каждого выпускника тушем. Ребята, полюбовавшись своими «путёвками в жизнь», тут же возвращали их на хранение до утра классному руководителю — а то ещё помнутся!
Шумный говор заполнил зал. А над ним величаво поплыла грустная мелодия вальса «Берёзка».
— Станцуем? — кивнула Ирина Ивану.
Тот в это время только нацелился на кусок торта. Он испуганно отдёрнул руку и поднялся.
Пары уже закружились по залу. Один танец сменялся другим. Курочкин поискал глазами Нину и увидел её одиноко сидящей возле стоявшего в углу пианино. Ещё дома, думая о предстоящем вечере, он твёрдо решил окончательно поговорить с Ниной.
«Подойду сейчас, — подумал он. — Или лучше позднее? Нет, сейчас, пока она одна».
Он направился к Нине, но его опередил Сергеев, шумно шлёпнувшийся на стул возле неё.
— О чём грустишь, прекрасная царевна?
— Жду заморского королевича,
— А тут вместо него Иванушка-дурачок.
— Это уж из другой сказки, — грустно улыбнувшись, ответила Нина. — К тому же у него своя царевна-несмеяна есть.
— Пойдем потанцуем?
— Иди с Ириной танцуй. Вон она какими страшными глазами на нас смотрит.
— Не пойму я вас, девчонок, — простодушно признался Иван. — Ирина говорит: иди с Ниной потанцуй, она чего-то заскучала, а ты меня обратно гонишь.
Он встал, потоптался на месте и несмело спросил:
— Так не пойдёшь?
— Иди уж, вижу, что не терпится тебе.
И, глядя ему вслед, горько прошептала:
— Не поймешь, ничего ты не поймешь, Иванушка-дурачок.
Она не сразу заметила, как рядом с ней очутился Женька Курочкин,
— Нина, — глухо начал он, — я хочу с тобой поговорить.
Нина взглянула на него: опущенная голова, глухой голос, беспокойно двигающиеся пальцы рук — да разве это Женька Курочкин? Куда девалась его наглая самоуверенность? И впервые ей стало жалко его. Может быть, сказалось на этом и её безответное чувство.
— Не надо, Женя, — тихо произнесла она, — не надо об этом. Не будем портить вечер ни тебе, ни мне. А мне и так сегодня невесело. Да и разговор этот совсем ни к чему. Ведь я завтра уезжаю.
— Уезжаешь? Куда?
— Вот, не хотела никому говорить, а всё-таки сказала. В Куйбышев. Отца опять переводят. Так что у меня сегодня вдвойне прощальный вечер.
Оба замолчали, погружённые в свои мысли.
— Я-то думаю: откуда это холодком потянуло! — подлетел к ним Серёжка Вьюн. — А, оказывается, здесь две мумии в ледяном молчании.
— Остришь? — сухо спросила Нина.
— Стараюсь, — в тон ей ответил Серёжка и испуганно округлил глаза. — А разве заметно?
— Не очень.
— Только не говорите никому, — ещё испуганнее проговорил Серёжка и, заметив приближающуюся сзади Лиду Норину, добавил: — особенно, Лидке.
— Что, что? — грозно выросла та за его спиной. — Вы на мой счёт тут проезжаетесь?
— Ой, пропал!
Серёжка в притворном страхе поднял руки над головой и съежился. Нина рассмеялась, подхватила его и закружилась с ним в вальсе.
Вечер потерял всякий интерес для Женьки. Он вышел во двор школы. Ночная темнота рассеялась, но вокруг всё было ещё серо, хотя небо на востоке уже пылало алой зарёй.
продекламировал сзади подошедший Толька Коротков.
— Ты что по литературе получил? — не оборачиваясь, осведомился Женька.
— Тройку, — махнул рукой Толька и беспричинно рассмеялся.
— Надо было пять поставить. Цитатами так и сыплешь!
Молча покурили. В одних рубашках — пиджаки остались в зале на спинках стульев — становилось свежо.
— А ведь сейчас самые короткие ночи в году, — задумчиво произнёс Толька. — И знаешь, мне кажется, что есть особый смысл в том, что именно в эти дни выпускные вечера делают. Чтобы во всей нашей последующей жизни светлого было в десять раз больше, чем тёмного.
— Философствуешь, старик, — хлопнул его по плечу Женька, и оба снова замолчали.
Потом, поёживаясь от утренней свежести, Толька неожиданно предложил: