– Вы в тот день, точнее вечер, вместе с ним за скотиной ходили?
Мошкин на некоторое время задумался.
– А, ну, вроде ходили мы к речке. Чего-то такое было.
– Иван никуда не отлучался тогда? В рощу, на пляж, там…
– Не… Не отлучался. Мы все время вместе были. Я, правда, уже хороший кайф словил, но еще соображал где, куда и что. Я, кажется, даже в кустах отлил там, пока Дрын скотину отвязывал, и потом мы сразу почухали домой.
– А к нему вы, когда пришли?
– С речки?
– Нет. До этого. Лично вы. Один.
– А, это я досконально помню. Даже время. Я в тот вечер Бармалею, приемщику металлолома, который на Парковой промышляет, несколько железяк оттащил, он их взвесил, деньги мне отдал и сразу стал закрываться. А он до семи всегда работает. Тютелька в тютельку. Потом я затарился в одном месте горючим и пошел на аэродром, к Ивану. Значит, прибыл я туда, получается, где-то минут двадцать восьмого. Ну, и того… Отстегнули мы с ним парашюты… Потом Лариска причапала и нас расперла… После мы за телятами сходили и Дрын меня домой проводил. Время не скажу. Я уже на бреющем почти шел. – Мошкин замолчал и уставился на старшего лейтенанта тусклыми, в красных прожилках, глазами. – А ты кем интересуешься, собственно говоря? Мной или Иваном? Только честно.
– Третьим лицом, Владимир Андреевич, третьим лицом. Так что, пожалуйста, не говорите никому о нашем разговоре. Информация только для служебного пользования. А вашу фотографию с Джанибековым и автограф Терешковой хорошо бы передать, например, в какой-нибудь школьный музей. Пусть ребятишки знают, что не только НАСА, но и бирючинцы участвовали в освоении космического пространства.
– Слушай, а ты прав! Как я сам не допер?!
Глава 17
В среду после утреннего совещания у начальника отдела МВД по Бирючинскому району подполковника Нестерова Посохин поехал к Марковым. Металлическую дверь с кодовым замком ему открыла высокая пожилая женщина в белой панаме и льняном брючном костюме. В ушах у нее поблескивали небольшие серьги из белого золота с бирюзой.
Майор поздоровался.
– Вы Маркова Анна Леонидовна?
– Да. С чем пожаловали, уважаемый?
Голос у нее был низкий и немного дребезжащий. Как будто она недавно слегка простудила горло. Баба-пила, подумал Посохин. Он где-то читал, что голос говорит о характере человека даже больше, чем его внешность.
Полицейский показал удостоверение.
– Я из уголовного розыска. Майор Посохин.
– Милицию я не вызывала.
– Я по поводу гибели госпожи Квасовой.
– Эта гражданка и при жизни госпожой не была, а уж после смерти ее так называть еще глупее.
– Я вас понял Анна Леонидовна. Не только вы такого мнения о погибшей.
– Меня мало волнует чье-либо мнение.
Майор решил выдержать словесную дуэль до конца.
– Мне нравятся прямые люди, – сказал он.
– Что вам нравится, меня тоже не интересует.
– Резонно. Но ваше мнение меня крайне интересует.
– Проходите. – Хозяйка сделала шаг назад и до конца распахнула дверь. – Я вижу, вы не из тех, кто считает, что погоны и должность могут заменить мозги.
– Спасибо. Собак у вас нет? – поинтересовался Посохин, ступая на выложенную из фигурной плитки дорожку.
– Собак я не люблю. У меня есть травматический пистолет.
– Тоже вариант.
Они пересекли ухоженную лужайку перед домом, и зашли на веранду.
– Можем поговорить здесь. На свежем воздухе. Не люблю кондиционерную прохладу. Есть в ней что-то нездоровое. Присаживайтесь. Чай, кофе или сок? У меня сын обожает томатный сок. Очень полезно для мочеполовой системы.
– Кофе, пожалуй. Было долгое совещание, да и неприятное, честно говоря. Тонус приподнять не помешает.
– Посидите немного. Я сейчас приготовлю. Много времени это не займет.
Маркова прошла в дом. Майор огляделся. Светло-серые, обитые вагонкой стены. Бра из матового стекла. Плетеная из лозы мебель. На огромных окнах в разноцветный мелкий цветочек белые шторы. На полу зеленая ковровая дорожка с длинным ворсом. Красиво, аккуратно.
«Будто во Францию попал, – подумал Посохин, усаживаясь в кресло – Прованс, мать его». В Провансе он, правда, никогда не бывал, да и в других департаментах Франции тоже, и имел представление об этой замечательной стране только по фильмам и фотографиям. Но желание увидеть воочию Эйфелеву башню у него отсутствовало начисто, чем он всегда удивлял своих знакомых. Посохин был уверен, что в жизни все выглядит гораздо прозаичнее, чем на ярких рекламных картинках и не стоит ехать в Париж, чтобы лишний раз в этом убедиться. Сказка должна была оставаться сказкой. А вот его жена имела на этот счет другое мнение.