– Лучше кофе. Старушке надо немедленно взбодриться.
Марков включил электрический чайник.
– Слезайте. И нечего на себя наговаривать. Старушка! У меня отец в семьдесят пять лет кроссы бегал и ледяной водой обливался. А вам и шестидесяти нет.
– Мужчинам проще форму поддерживать. На лицо им, например, время можно не тратить. Отрастил щетину – и все, ты в тренде. До этого полвека с подобной целью отпускали бороды.
– Наверное, вы правы. Но я все-таки считаю, что старость приходит к человеку после восьмидесяти.
– Мне кажется, если я сейчас слезу, то потом наверх уже и не заберусь, – медленно спускаясь с лестницы, пожаловалась Валентина Васильевна.
– Смелее, смелее.
Марков достал из стола чашки и банку растворимого кофе.
– Коньяк будете?
– Плесните немного в кофе, – ответила Рыбакова, становясь на пол.
Она села в любимое кресло хозяина и с удовольствием вытянула ноги.
– Вот оно, счастье!
Марков подал ей на блюдце чашку с кофе.
– Горячий, осторожнее. Сахар я положил.
Рыбакова поставила чашку на стеклянный журнальный столик рядом с креслом.
– Как вы думаете, сколько уйдет времени на то, чтобы просмотреть остальное?
– Примерно еще час, если вы не сбавите темп.
– Я уверена, что ничего компрометирующего вас я не найду.
– Скорее всего, не найдете.
– Успели все припрятать? – неловко пошутила Рыбакова.
– Просто с обнаженной натурой я здесь не работаю. В доме у меня довольно много подобной графики. Но и там портрет занимает главенствующее положение.
– Так что же вы молчите! Я как…
– Неумная женщина, – быстро подсказал Марков, предвидя, что она собирается произнести слово «дура». Он терпеть не мог разного рода вульгарностей.
– Неумная женщина… шарю по полкам, а вы…
– Нет, нужно все просмотреть. Вдруг что-нибудь где-нибудь и затесалось. Я же не могу все упомнить.
– Но вы же знаете, что не писали голых девочек!
– Голых мальчиков тоже. Но вы же этого не знаете!
– Ярослав, я сейчас эту чашку запущу вам в голову.
– Погодите немного, мне прежде нужно записать всю малышню, что у меня перебывала.
– Зачем?
– Опросите. Можете сами это сделать, можете полиции список передать.
Марков взял со стеллажа чистый лист бумаги, а с письменного стола карандаш.
– Приступим, – произнес он, усаживаясь на барный стул. – Сначала я запишу тех ребят, которые уже достаточно взрослые. С ними можно будет поговорить без всяких экивоков.
– Хороший кофе.
– Опыт. Когда завариваешь растворимый, есть свои секреты. – Потянувшись к стеллажу, Марков взял из стоявшего там деревянного стакана красный карандаш. – Я помечу тех, кто слышал высказывания Квасовой о моих якобы пристрастиях. Кстати, тогда мне показалось, что малышня расстроилась даже больше, чем я. Чертова клумба! Может вы и правы, и если бы мячик туда не отлетел, никаких обвинений в мой адрес и не последовало бы тогда.
– Уверена, что нашелся бы рано или поздно другой повод. С кофе разобрались, – сказала Рыбакова, ставя пустую чашку на блюдце. – Теперь можно продолжить наши исследования в области искусства. Между прочим, Ярослав, не помните, где вы находились в момент гибели Квасовой?
– В момент гибели? Когда это случилось?
– Скорее всего, в понедельник вечером. Тридцатого мая.
– Точнее можно.
– Около десяти часов вечера.
– Насколько около?
– Вообще, Посохина интересует промежуток между семью часами вечера и одиннадцатью часами вечера.
– С восемнадцати тридцати до двадцати тридцати я работал на пленэре. На самом конце старого пляжа. Там, где Серебрянка в Лигань впадает. Писал вон тот этюд, что висит справа. Домой вернулся примерно без десяти минут девять. В девять мы с мамой обычно пьем чай и смотрим новости. Потом я включаю компьютер и читаю газеты. Или отвечаю на письма заказчиков.
– Так, получается, вы видели в тот вечер Квасову на пляже?! Она же была там в это время.
– Не видел я ее! Я собрал этюдник и по тропинке вдоль Серебрянки пошел домой. По пляжу я не проходил. Я шел через рощу. Если она в это время была на пляже и там купалась или еще что-либо делала, то сквозь деревья я никак не мог ее увидеть. Я в тот вечер видел только Алексея Смазнева. Когда я вышел на дорогу, заметил его впереди метрах в двадцати от меня. Он, наверное, с рыбалки возвращался: в руках у него были удочки, ведро и небольшая хозяйственная сумка. Я не стал его догонять. Подумал, что если он подшофэ, то от него потом не отвяжешься.
– А не помните, паслись ли в это время на лугу возле рощи телята Ивана Дронова? Или их уже там не было?