– Он вам по телефону звонил?
– Нет, ни разу не звонил.
– Вы ему давали свой номер?
– Коля сказал, что этого не нужно. И чтобы я ему не звонила.
– А когда вы виделись с Николаем последний раз?
– Недели две назад.
Майор насторожился: врет или забыла?
– Где?
– У меня.
– О чем вы говорили?
– Я не все помню.
– Расскажите то, что помните. Самое важное можете вспомнить?
– Мы говорили о разводе.
– Он хотел уйти от жены?
– Да.
– А как вы на это отреагировали?
– Никак. Я не представляла, как мы будем жить вместе.
– Почему?
– Не знаю. Как-то странно все. Жила-жила больше десять лет одна, и вдруг в один миг все по-другому.
– Но вы же были раньше замужем?
– Была.
– И?
– Я не знаю. Я всегда сомневалась, что у нас с Колей получится хорошая семья.
– Почему?
– Мы с ним очень разные.
– Николай собирался перейти жить к вам?
– Да. Он сказал, что хозяйство записано на жену, и если он с ней разведется, то вряд ли она ему что-нибудь сама отдаст при разводе. Судиться с ней он не хотел.
– И вы приняли бы его в свой дом, если бы он пришел без всего?
– Да, приняла бы. Он хороший. Добрый и… он меня любит. Мне так кажется… Я не знаю, что мне делать.
Глаза Оксаны наполнились слезами, но голос ее звучал все также ровно, как и раньше.
– А тридцатого мая, в понедельник, он к вам не приходил? Около десяти часов вечера? Может, немного раньше.
– Тридцатого? Я не помню.
– Ну как же?! Пробыл он у вас, правда, недолго. Но был же! Люди его видели.
– Это когда он первый раз выпивши пришел? – вытерев глаза, посмотрела на Посохина Оксана.
– Не знаю, вам виднее. Был понедельник, поздний вечер. Николай к вам пришел и… Ну, вспоминайте.
– Он выпивши тогда пришел. Первый раз. Я попросила его уйти. Время я не помню.
– Он ушел?
– Да.
– И не возмущался?
– Нет. Попросил прощения и ушел.
– Он зачем в тот вечер приходил к вам?
– Спрашивал опять, собираюсь ли я за него замуж или нет.
– И что вы сказали?
– Сказала, что о таких вещах надо говорить на трезвую голову.
– И все?
– Я потом заплакала и не смогла больше говорить.
«Вряд ли такая тихоня могла толкнуть Квасова на преступление, – подумал Посохин. – Скорее всего, это была его собственная инициатива. Хотя может быть, он и правда, не имеет к убийству никакого отношения. Но тогда кто имеет? В чьих это интересах?»
– Оксана Григорьевна, не расстраивайтесь. Все у вас будет хорошо. Вот увидите!
– Вы в самом деле так думаете?
Лебедева посмотрела на полицейского, несколько раз моргнула, и по ее щекам побежали крупные слезы.
– А зачем мне вам врать? – пожав плечами, сказал майор. – Какая в этом может быть выгода?
В юности Посохин, увидев слезы даже незнакомой женщины, мгновенно терял способность не только действовать, но и рассуждать. Он почему-то начинал чувствовать себя виноватым в ее горе. С годами он стал смотреть на такие вещи с равнодушием, иногда даже с ехидной ухмылкой. И вот сейчас, то чувство вины, которое овладевало им когда-то при виде женских слез, неожиданно к нему вернулось.
Посохин рывком поднялся со скамейки.
– Извините за беспокойство, Оксана Григорьевна. Не смею больше отнимать у вас время. Всего доброго.
Глава 32
Едва Рыбакова закончила поливать огород, как в ворота кто-то постучал. Рука была явно не мужская.
– Да-да! Там открыто! – крикнула Валентина Васильевна, ставя пустые ведра на землю. Металлические дужки громко звякнули.
Во двор вошла Лиля Смазнева. Тонкий трикотаж футболки, казалось, вот-вот должен был лопнуть под напором ее грудей, а синяя джинсовая юбочка едва прикрывала самое деликатное место девушки. Тело Венеры и розовощекое личико ангела. На симпатичном личике читалось недовольство.
– Здравствуйте, Валентина Васильевна! Мама меня за спичками послала. Дайте, пожалуйста, коробочку. Папа ушел к Чугуновым сарай разбирать и последнюю коробку спичек из кухни забрал. Он у нас куряка. Мы завтра вам вернем.
– Здравствуй! Что ты там застряла возле калитки? В дом проходи.
– Спасибо. Я лучше здесь постою.
– Секундочку подожди, а то я в земле возилась.
Рыбакова отнесла ведра в сарай и, сполоснув руки в стоявшем под яблоней пластмассовом тазу, вытерла их о передник.