Парировать Генке было особо нечем:
— Оно-то, может, и так, но какая же все-таки скука целыми днями калькулировать чужие деньги!
— Ну почему же? — с неприкрытой гордостью в голосе спросил Валерик. — Если иметь хорошее воображение и понимать, что, как ни крути, а процент от этих вот чужих денег, пусть и крошечный, все равно твой — о какой тогда скуке можно говорить? Это ж не сухие цифры, ты пойми главное — это деньги! Даже если в отчете речь идет о процентах, то это все равно деньги, процент-то от чего? От денег! Там деньги всюду, на каждом шагу, за каждой циферкой, за каждым словом! Надо только уметь их видеть! А иначе почему, ты думаешь, на банковское дело такой конкурс? Думаешь, все дураки туда наметились, потому и конкурс такой?
— Вот-вот, конкурс, — подхватил Горожанинов. — А ты уверен, что этот конкурс тебе по зубам? А если пролетишь? Тогда что — погоны и фуражка?
Валерка довольно захохотал:
— Генчик, я тебя умоляю! Где мой папа, и где армия! Шутник ты, однако! Ты лучше о себе позаботься, сердобольный наш!
Горожанинов оскорбился:
— Ну, мои-то тоже не пальцем деланные! Между прочим, твои же старики тоже их пациенты. Без стоматологов в наше время не слишком-то проживешь, каждый мечтает о голливудской улыбке, а военкомы, между прочим, тоже люди.
Ларочка долго отмалчивалась, с аппетитом уплетая судака под белым соусом, теперь же решила напомнить мальчишкам о своем существовании:
— Ну вы еще подеритесь, выясняя, чьи старики круче! Между прочим, это с вашей стороны, мягко говоря, свинство. А мне что же, по вашей логике, повеситься на первом же суку? Папа — музыкант, мама — парикмахерша. Ну и что? Они, между прочим, очень даже хорошие люди!
Генка с Валериком на мгновение притихли, осознав всю некорректность разговора, но Горожанинов быстро нашелся:
— Тебе-то в армию не идти, так что ты запросто и с папашей-музыкантом проживешь. Это над нами дамоклов меч висит в виде всеобщей воинской повинности, потому и приходится перестраховываться на случай пролета с институтом. Ладно, проехали. Ты, Лар, сама-то куда поступать будешь?
Наевшаяся до отвала Лариска откинулась на спинку стула:
— Уф, ну ты, Геночка, спросил! Ты бы еще первокласснице вопрос задал, куда она будет поступать! Я, между прочим, только-только седьмой класс заканчиваю! Это вам с Валеркой надо думать о будущем, а мне пока еще рановато.
Валерик вступился за друга:
— Об этом-то как раз думать никогда не рано. Не в том смысле, что ты непременно уже сейчас должна выбрать институт для поступления. Тебе просто нужно прислушиваться к себе, чем тебе больше всего хотелось бы заниматься, к чему у тебя душа лежит. Вот кем бы ты вообще хотела быть? Кем ты себя видишь в будущем?
Ларочка скривилась:
— Ой, началось! Фу, зануды! Никем я не хочу быть! Я хочу всегда быть ребенком.
Дидковский посмотрел на нее с нескрываемым разочарованием:
— Лар, ну как ты можешь такое говорить? Ты ведь уже не такая маленькая, уже должна бы к чему-то стремиться…
— Дурак ты, Валерка. К чему мне еще стремиться? Мне и сейчас хорошо. Ни о чем думать не надо, ни о чем переживать, принимать важные решения. У меня и так все хорошо. А важные решения пусть принимает кто-нибудь другой. Это же так здорово, когда от тебя ничего не зависит!
— Да с кем ты споришь? — спросил Генка. — Нашел, кого учить уму-разуму. Она ж еще действительно маленькая, ни фига не соображает. Вот вырастет, выйдет замуж, тогда и будет думать, переживать.
— Ну уж фигушки, — возмутилась Лариска. — Это пусть муж и думает, и переживает! Не женское это дело, переживать.
— А чем же, по-твоему, должна заниматься женщина? Стиркой, уборкой, кухней — и больше ничем? Ну, еще детей рожать, естественно…
— Фи, еще чего не хватало! Стирками-уборками должны заниматься домработницы! А жена — это Женщина, — мечтательно протянула Ларочка.
— Ну, это смотря за кого замуж выйдешь, — парировал Генка. — Не слишком многие мужики могут позволить своим женам оставаться только женщинами.
— Вот это ты верно заметил, — сказал Валерик. — Далеко не многие. Вот, Ларочка, и задумывайся с раннего детства, за кого замуж выходить, чтобы потом горько не плакать. За банкира или за какого-нибудь инженера-конструктора. Думай, кто сможет обеспечить тебе должный уровень, к которому ты привыкла.
— А к чему она привыкла? — встрял Генка. — Ты знаешь, к чему она привыкла? Ты знаешь, как у них в доме заведено, ты там слишком часто бываешь? Она-то, скорее всего, привыкла как раз к обратному, у них-то домработницы нету, а мамаша целыми днями на работах крутится. Это тут, при нас она такая вся из себя разбалованная кукла, а дома с нее эта спесь, небось, в мгновение слетает.
Ларочка скривилась. Разговор уже явно вышел за пределы приятной беседы. Ну Генка-то, Генка! Откуда в нем эта проницательность взялась? Откуда он-то знает, что дома она совсем другая? Правда, дома Лариса проводит не так уж много времени, но время это ей решительно не нравится. Дома она никогда не может наслаждаться ничегонеделанием, дома всегда находится занятие. То картошки начистить, то пропылесосить да пыль протереть, полы помыть. Эх, как верно Генка заметил — нету у них домработницы, нету…
— Ой, ладно, завелись, — недовольно протянула она. — Зануды! Валер, у тебя спирту не найдется?
Дидковский молча выпучил на нее глаза, Горожанинов же вслух рассмеялся:
— О, юная алкоголичка! А водка тебе не подойдет, вот так вот сразу на спирт потянуло?
— Дурак, — равнодушно заявила Лариска. — Можно и водку, но лучше спирт. Иначе эту фигню шиш смоешь.
И, не выходя из-за стола, принялась разматывать грязную повязку на руке. Полюбовалась пару секунд на собственное художество — действительно красиво получилось, буковки все ровненькие, одна к одной, как будто через трафарет нанесены. Плюнула на скомканный в руке бинт, потерла надпись. Картинка только немножко размазалась, но стираться и не думала.
— Ну так как насчет спирта? — недовольно спросила она.
Дидковский замер. Может, сейчас она откроет тайну — кто его соперник?
— Лар, а что это за Андрей такой? — спросил как можно безразличнее, но внимательный слушатель непременно обратил бы внимание на напряженность в его голосе. Однако к его счастью внимательных слушателей за столом не оказалось.
— Да так, — совершенно равнодушно ответила Лариска. — Ты его не знаешь. Так ты мне дашь спирт или как? Ген, у твоих-то стариков наверняка спирт должен быть, от Валерки фиг дождешься. Пошли к тебе, смоем эту фигню.
И, не обращая ни малейшего внимания на то, что хозяин со всех ног кинулся на кухню за водкой, Ларочка решительно направилась в коридор. Уже обуваясь, недовольно оглянулась:
— Ген, ну ты идешь, или как?
Горожанинов лениво поднялся и пошел в прихожую.
Глава 4
Откружил школьный вальс, отгремел выпускной бал. Впереди маячило поступление в институты-университеты. Пожалуй, самое тяжелое лето для всех выпускников школ, самое напряженное. А потому Изольда Ильинична озаботилась здоровьем любимого сыночка. Дидковские каждое лето выезжали к морю всей семьей, теперь же, казалось, сам Бог велел. И предстоящее поступление в Университет Экономики и Финансов вовсе не повод отказываться от летнего отдыха.
Единственное, что отличало это лето от всех предыдущих, так это то, что Изольда Ильинична озаботилась не только Валеркиным отдыхом.
— Лиза, я вот что хотела у тебя спросить, — завела она разговор при очередной встрече с парикмахершей. — Где вы собираетесь отдыхать этим летом?
Елизавета Николаевна грустно усмехнулась:
— Ой, Изольда Ильинична, я вас умоляю — какой отдых? Лето в разгаре, у меня самая работа. Народ разъезжается по курортам-санаториям, каждый хочет быть там самым красивым. Да и те, что остаются в городе, про меня не забывают. Это зимой клиентов не дозовешься, не докричишься — под шапки спрячутся и думают, что и так сойдет. А лето у меня — горячая пора, как у колхозников. Если мне и можно когда недельку-другую отпуска взять, так это зимой. Да вы ж знаете, я и зимой не особо отдыхаю — некогда мне отдыхать, деньги зарабатывать надо.