–Щупальца где? – спросил Малкольм тихо. Он не мог отвести взгляда от глаз – навсегда застывших, принадлежавших чудовищу. В каждом таком глазу Малкольм – нещуплый, кстати, человек, мог бы потонуть. Но сейчас ему жаль было эти застывшие глаза.
–Так это…– управитель сделал знак и несколько крепких мужчин откинули капюшон ещё дальше, обнажая щупальца. Огромными змеями лежали они. Одна, другая, третья…
–Их три? – Малкольм перевёл взгляд на Нэльвора и под его взглядом, в котором бушевала вселенская досада, Нэльвор сдался:
–Десять их было. Порубили. Одна у Сарго лежит.
–Не лежит, – буркнул герой, – я к стене её прибил.
–Значит не лежит, – согласился управитель, – ну одну порубили в мясо, да сожгли. Пока рубили – измаялись. Решили затопить остальные.
Малкольм сделал знак замолчать. Он больше не мог слушать этого. Кощунство, варварство, грабёж научного мира – все эти обвинения кипели в его душе, но ум его оставался холоден. Он понимал, что эти люди боролись так, как могли, как умели. И не их, совсем не их вина, что эту борьбу им пришлось переживать в одиночку и полагаться только на себя. Для них-то это не было фантастическим образцом. Для них это был враг.
–Мы заберем тело через пару дней, – промолвил Малкольм тихо, – к нему не приближаться. Запретите детям. Его кровь может быть ядовита. Я возьму некоторые анализы на месте.
Нэльвор подобострастно внимал. Он чувствовал себя правым до приезда сюда Малкольма. А теперь ощутил себя слабым и ничтожным, чувство сомнения в своём решении плескало в нём ядом.
***
–Объясни мне одно, Малкольм, – на этот раз Шеф был мрачнее, чем в прошлую встречу. Впрочем. И речь шла о другом – в прошлый раз речь шла о расходе средств, в этот раз о невозможном. – Объясните мне хоть кто-нибудь, как эта тварь оказалась в речушке?!
Малкольм пожал плечами:
–Мы провели анализы. Это морское существо. Его шкура, строение тела, щупалец – всё рассчитано на обитание в морях. На больших глубинах, если быть точнее.
–И как эта тварь…– бушевал Шеф, от которого также требовали ответа в министерствах. Ему и его «Центру» давали ресурсы, и требовали теперь отчёта за эти самые ресурсы. Отчёта и ответов. Отчёт был, ответа не имелось. Просто так сложилось, что морская тварь, видимо, очень редкая, оказалась в реке… и там же была забита местными.
Отличный ответ, который не устраивал ни министерства, ни здравый смысл. Но это было единственное, что мог сказать Шеф, и от того буря, проносившаяся на головами специалистов «Центра» была в самом деле нешуточной.
Малкольм был под большим ударом, чем другие. Он же ездил! Но Малкольм лишь отвечал о том, что не понимает и сам, как спрут (это был всё-таки он), оказался в пресной речушке.
–Ты учёный или кто? – бесился Шеф.
–Учёный, – твёрдо отвечал Малкольм.
–Так объясни! Объясни или я тебя уволю!
–Увольняйте.
Что-то изменилось в Малкольме с этой командировки. Что-то навсегда изменилось в нём. Прежде он бы испугался фразы об увольнении, занервничал бы, теперь сделался спокоен, хотя как и прежде не представлял, где мог бы ещё работать, как не в «Центре».
Тут уже остывал Шеф:
–Погорячились, – оба, видимо! – и хватит! нам нужен ответ.
–Ищем, – отвечал Малкольм, хотя уже давно знал его.
Фантастическое существо, известное как гигантский спрут, появилось в этой речушке от того, что никто из учёных не учёл способ его размножения. Почему-то все решили, что спрут заявился в речушку уже взрослым, а на деле он появился там маленьким, более того – в виде икринки размером с куриное яйцо.
Малкольм не без труда отследил этот путь. Он долго опрашивал местных, которые не знали о способе размножения таких существ и отыскал древнюю старушку. Та впала в детство и всё говорила о тёплом жемчуге размером с яйцо, который когда-то привозили по этой реке самые богатые люди.
Не сразу, но сошлось. Тёплый й жемчуг размером с яйцо и был такими икринками спрутов. Вырванные из места обитания они гибли и замирала их пульсация. Видимо, какая-то из икринок попала в речку и не погибла.
Судя по вскрытию желудка – питалась кошками, собаками, рыбами. Плавала то в море, то в речке… плавала, чудесным образом адаптируясь, так и росла. В море ей было не место – строение тела и щупалец изменилось, так что возвращалась эта особь в реку раз за разом, и была тиха, пока не дожила до половой зрелости.
Именно в этот период особи и становятся агрессивными. Эта же, не имея соплеменников, и не имея возможности размножаться так, как они (всё-таки, адаптация сделала эту особь нежелательной среди своих же), стала проявляться. И была забита.