— Мне хотелось бы задать один чуточку нескромный вопрос, — сказал он.
— Слушаю вас.
— Комиссар Маринео бывал у вас в доме? — спросил он без обиняков.
— У нас в доме? Да, иногда...
— И он заезжал к вам в тот вечер, когда был убит?
Каттани спрашивал с таким строгим и решительным видом, что Титти даже не сделала попытки отрицать. Ее начала бить нервная дрожь.
— Ну, — еле слышно произнесла она, — посмотрим, какой еще козырь вы прячете в рукаве.
— Мой козырь — коробок спичек «Минерва» с пятнышком крови.
— Я не курю.
— Однако курил Маринео. Это его спички, и кровь на них тоже его. Когда вынесли труп, вы или кто-то из прислуги подняли коробок и положили в сигаретницу.
Заморосил мелкий дождь, и Каттани включил «дворники», шуршание которых заполнило повисшую - между ними тишину.
Потом вновь зазвучал голос комиссара:
— В тот вечер у вас в гостиной было двое мертвецов. Маринео и ваша мать. Не кажется ли вам такое совпадение довольно странным? Впрочем, если немножко подумать, это вовсе не так уж странно. — Каттани сделал многозначительную паузу. — Ведь Мари- нео и ваша мать были любовниками, не так ли?
— Хватит! — закричала Титти. — Немедленно отвезите меня домой!
Она свернулась клубочком на сиденье, повернувшись к Каттани спиной и прижавшись лбом к стеклу дверцы. И не произнесла больше ни слова.
Когда автомобиль остановился у ворот палаццо, Титти не пошевелилась. Каттани заглушил мотор.
Дождь прекратился, и в мокром асфальте мостовой отражался свет фонарей.
— Весьма сожалею, — сказал комиссар, — я был груб с вами.
Титти продолжала молчать, вся сжавшись, застыв, словно кусок льда.
— Я не знаю, как заслужить ваше прощение, — вновь попробовал он добиться примирения.
Девушка чуть приоткрыла дверцу, но не вышла из машины. От свежего воздуха она зябко передернула плечами и повернулась к комиссару. В ее огромных глазах светилась нежность. Неожиданно она схватила Каттани за руку, потянулась к нему и легко коснулась губами его губ. Потом, по-прежнему не произнося ни слова, вышла из машины и, понурив голову и глубоко засунув руки в карманы плаща, скрылась в темноте ночи.
В большом пустом доме ее шаги отзывались мрачным эхом. Она обошла все комнаты и везде зажгла свет. Но это не помогло ей развеять мрак, переполнявший сердце. Титти попыталась подбодрить себя алкоголем. Щедрой рукой плеснула виски и осушила одним глотком. Она почувствовала, как согревается все внутри, и от удовольствия прикрыла глаза. В душе у нее что-то шевельнулось. Она взяла второй бокал, налила в него немного виски и поставила рядом со своим. Бокалы звякнули, словно ими чокнулись.
Резкий телефонный звонок заставил ее вздрогнуть.
— Так, значит, эта полицейская ищейка еще не оставила тебя в покое! — Звонил Чиринна, вне себя от бешенства. — Чего ему было надо?
Захваченная врасплох, Титти пролепетала:
— Да ничего особенного, спросил, знала ли я его помощника, того, которого застрелили.
— И что ты ответила?
— Я сказала, нет, мне о нем ничего не известно.
— Ты ему не верь. Поняла? — Теперь Чиринна говорил покровительственным тоном. — Если что-то будет не в порядке, я позабочусь сам.
Титти слушала его через силу, прикрыв глаза. Подтянула стул, опустилась на него, с трудом следила за словами, жужжавшими в трубке.
— Может, он еще ухажера из себя строил? — вновь завелся Чиринна, и в голосе его опять зазвучало подозрение. Казалось, он и впрямь ревнует.
— Да нет, — ответила она после короткого замешательства. — Ничего похожего.
Она надавила пальцами на правый висок. Голову пронзили первые стрелы начинающейся мигрени.
— Можно, я сейчас к тебе приеду? — спросил Чиринна.
— Нет, сейчас не надо, прошу тебя. Я неважно себя чувствую.
Голос его опять зазвучал угрожающе.
— Ты от меня что-то скрываешь?
— Нет, клянусь тебе, ничего не скрываю.
Она оперлась локтем о колено и опустила голову на руку.
Но Чиринна не утихомирился:
— Послушай, госпожа герцогиня, если ты вздумаешь шутить со мной шутки, то ни черта больше не получишь. Понятно?
На другом конце провода Чиринна с садистским удовольствием слушал ее отчаянные всхлипывания. «Да, ваша идиотская светлость, ты у меня в кулаке,— думал он. — Санте Чиринна твой полный хозяин, захочет, может тебя, черт подери, сземлей смешать, а то и вовсе в порошок стереть».
Но, казалось, ему все еще мало. Чтобы превратить свою победу в полный триумф, он заговорил ласковым тоном: