Повар-китаец молча подал ему ужин. Энникстер поел, выпил виски; потом он вышел на веранду — было так приятно посумерничать там, покуривая сигару. Вечер был прекрасный, теплый, небо — сплошная звездная россыпь. Со стороны конюшни доносилось бренчанье гитары, — это играл один из батраков-португальцев.
Но ему хотелось видеть Хилму. Он не мог примириться с мыслью, что ляжет спать, не увидев ее хотя бы мельком. Он встал, спустился с крыльца и стал прохаживаться по двору, бросая по сторонам напряженные взгляды и прислушиваясь. Может, ему и посчастливится встретить ее?
В домике, где жили родители Хилмы и куда ноги, помимо воли, понесли его, было темно. Неужели они так рано улеглись спать? Он обошел вокруг домика, держась на некотором расстоянии и прислушиваясь, — ни звука! Дверь в сыроварню стояла полуоткрытой. Он толкнул ее, переступил порог, и пахучая полутьма обступила его. Из углов и со стен поблескивали металлические бидоны, ведра и чаны. Запах свежего сыра щекотал ноздри. Стояла полная тишина. Ни души вокруг. Он опять вышел наружу, прикрыв за собой дверь, и постоял немного между сыроварней и амбаром, не зная, что делать дальше.
Из барака, находившегося по ту сторону кухни, вышел приказчик и направился к амбару.
— Здорово, Билли! — окликнул его Энникстер, когда тот с ним поравнялся.
— Добрый вечер, мистер Энникстер! — ответил Билли, останавливаясь перед ним. — А я и не знал, что вы вернулись. Да, кстати, — прибавил он, думая, очевидно, что Энникстер в курсе. — Чего это старик Три с семейством покинул нас? Надолго? Или навсегда?
— Ты о чем это? — воскликнул Энникстер. — Когда? Они что, все трое уехали?
— А я думал, вы знаете. Как же, уехали все вместе вечерним поездом на Сан-Франциско. Сорвались ни с того ни с сего, собрали монатки и уехали. И барышня тоже. Утром попросили меня о расчете. Как-то нехорошо с их стороны. Где я так сразу возьму сыровара. У вас никого нет на примете, мистер Энникстер?
— А какого черта ты их отпустил? — набросился на него Энникстер. — Почему не задержал до моего возвращения? И почему не узнал — уехали они насовсем или так, временно? Я не могу всюду поспевать! Зачем тебя держат? Чтобы ты смотрел за порядком там, где я сам не могу управиться!
Он круто повернулся и, печатая шаг, зашагал прочь, не думая куда идет, зубы его были крепко стиснуты; скоро он оставил позади усадебные постройки и вышел в открытое поле. Проходили минуты. Он шел все так же быстро, время от времени бормоча себе под нос:
— Уехала, черт бы ее побрал! Уехала, черт бы ее побрал! Вот же дьявол — была и нету!
Голова у него была пуста. Он никак не мог собраться с мыслями, не мог понять, что означает такой поворот дел. И даже не пытался.
— Уехала, черт бы ее побрал! — воскликнул он. — Вот же дьявол — была и нету!
Он вышел к оросительному каналу на тропинку, которую проторили строившие его рабочие, и минут пять шел по ней; затем свернул вправо и зашагал по распаханному полю к тому месту, где торчал из земли большой белый валун. Здесь он сел, наклонившись вперед, упер локти в колени и предался своим мыслям, бесцельно вглядываясь во мрак.
Он был один. Безмолвие ночи и безграничный покой ровной голой земли разливались вокруг него подобно бескрайнему морю. Сероватый свет, смутный, загадочный, печальный, струили вниз звезды.
Энникстер страдал. Сомнений не оставалось — ему нужна была Хилма, и больше никто. Теперь, когда она была далеко, когда он лишился ее, воспоминания нахлынули со страшной силой. Постоянно думая о ней, он, однако, до сих пор не представлял, как велико место, которое она занимает в его жизни. И, даже говоря ей об этом, в душе считал, что это так — красивые слова.
И вдруг страшная злоба на себя охватила его — он вспомнил, как больно обидел ее накануне вечером. Разве так надо было поступать! Как именно, он не знал, но сейчас мысль о нанесенном ей оскорблении неожиданно ударила со страшной силой по нему самому. Да, конечно, сейчас он жалеет о сказанном, очень жалеет, жалеет от всего сердца. Он оскорбил ее. Сделал больно. Обидел до слез. Он так жестоко оскорбил ее, что она дольше не могла дышать одним с ним воздухом. Она все рассказала родителям. Она покинула Кьен-Сабе и его, покинула навсегда и как раз тогда, когда ему показалось, что он завоевал ее сердце. В том, что она скрылась, повинен он сам. Да кто же он после этого — скотина, низкая тварь, подлец!