Магнус, однако, отклонил предложение. Он выложил цель своего визита и пригласил Энникстера на обед к семи вечера. Будут Остерман и Бродерсон.
Энникстер сразу же повел себя так, словно ему на хвост наступили, чем привел в удивление даже Хэррена: опасаясь, по-видимому, как бы о нем чего не подумали, если он слишком уж охотно примет приглашение, он тут же начал придумывать отговорки. Вряд ли он сможет приехать — дела не пускают: непременно нужно кое-что сделать. Потом он, можно сказать, обещал встретиться сегодня вечером с одним человеком в Боннвиле; к тому же завтра он собирался в Сан-Франциско, и ему надо выспаться, — придется пораньше лечь спать; и, кроме всего прочего, он человек больной, мается животом, а когда много двигается, начинаются колики. Нет уж, пусть обойдутся без него.
Магнус, понимая, что возражений у Энникстера хватит до самого вечера, не стал настаивать. Он сел в коляску, и Хэррен подобрал вожжи.
— Дело хозяйское, — сказал он. — Сможете, так приезжайте. Мы обедаем в семь.
— Я слыхал, вы решили не сдавать в этом году свои земли в аренду? — сказал Энникстер несколько вызывающе.
— Подумываем, — ответил Магнус.
Энникстер презрительно фыркнул.
— Пресли передал вам мое мнение на этот счет? — спросил он.
Нетактичный, грубоватый и привыкший называть вещи собственными именами, Энникстер способен был и Магнуса назвать в лицо дураком. Но не успел он договорить, как в воротах показался Берман в своей одноколке и, не спеша подъехав к крыльцу, остановил лошадь рядом с коляской Магнуса.
— С добрым утром, господа, — сказал он, поклонившись обоим Деррикам, будто видел их сегодня впервые. — Приветствую вас, мистер Энникстер!
— А вам какого черта понадобилось? — спросил Энникстер, глядя на него в упор.
Берман исподтишка икнул и погладил мясистой рукой себя по животу.
— Да так, мистер Энникстер, — ответил он, игнорируя воинственный тон молодого фермера. — Хотел только напомнить вам, мистер Энникстер, что вам следует следить за состоянием своей изгороди. Прошлой ночью на путях оказалось много овец, по эту сторону Эстакады, и я подозреваю, что они серьезно повредили в этом месте балласт. Мы — железная дорога — не можем огораживать железнодорожное полотно. Фермерам вменяется в обязанность содержать изгороди в порядке. К своему глубокому сожалению, должен заявить протест…
Энникстер снова лег в гамак и, растянувшись во всю длину, спокойно сказал:
— Убирайтесь к черту!
— Это в равной степени и в ваших интересах и в наших, чтобы безопасность населения…
— Я сказал — убирайтесь к черту!
— Может, это говорит об упорстве, мистер Энникстер, но…
Внезапно Энникстер вскочил, выставив вперед подбородок и стиснув зубы, подлетел к краю веранды, багровый до корней своих жестких рыжих волос.
— Вы!.. — крикнул он. — Я вам скажу, кто вы! Куриная чума — вот вы кто!
Ему казалось, что худшего оскорбления не придумаешь. Дальше идти просто некуда.
— … говорит об упорстве, но не о здравом смысле.
— Может, я починю изгородь, а может, и не починю! — закричал Энникстер. — Я знаю, о чем вы: об этом неизвестно откуда взявшемся паровозе прошлой ночью… А вы не имеете права гонять поезда в черте города на такой скорости.
— Какой же это город? Овцы были по эту сторону Эстакады.
— А она как раз и находится в пределах Гвадалахары!
— Да что вы, мистер Энникстер? От Эстакады до Гвадалахары — добрых две мили.
Энникстер приосанился, обрадованный возможностью поспорить:
— Какие две мили! Да тут не будет и мили с четвертью. Даже мили не будет. Пусть Магнус скажет.
— Я про это ничего не знаю, — заявил Магнус, не желая вступать в спор.
— Нет, знаете! Не увиливайте, пожалуйста! Каждый дурак знает, сколько от Эстакады до Гвадалахары. Пять восьмых мили, не больше.
— От железнодорожной станции Гвадалахары до Эстакады, — невозмутимо заметил Берман, — не меньше двух миль.
— Вы все врете! — закричал Энникстер, взбешенный хладнокровием Бермана. — И я могу вам это доказать. Однажды я прошел это же расстояние по Верхней дороге, а я знаю, с какой скоростью хожу. Если я могу пройти за час четыре мили…
Магнус и Хэррен уехали, оставив Энникстера выяснять с Берманом отношения.
Когда, наконец, и Берман уехал, Энникстер снова лег в гамак, докончил чернослив и прочитал еще одну главу «Копперфилда». Затем закрыл лицо открытой книгой и уснул.