Энникстер пустил лошадь легким галопом. Через несколько минут пересек Бродерсонов ручей; Лос-Муэртос было совсем близко. Вдали показалась усадьба Дерриков, но большая ее часть еще оставалась скрытой от взора; из-за темной зелени кипарисов и эвкалиптов виднелось всего лишь несколько крыш. Гладкая, нетронутая плугом земля расстилалась безбрежным бурным океаном. Стояла глубокая тишина.
Но на севере быстрый взгляд Энникстера различил неясное, расплывчатое очертание какого-то предмета; постепенно предмет этот обрел форму и превратился в темную кляксу; клякса, разрастаясь, стала сероватым пятном, движущимся, но почти не отличимым от земли. Лишь поднявшись на холмик и очутившись на миг на фоне бледно-голубого неба, пятно это стало черным-пречерным и четким. Энникстер свернул с дороги и поскакал прямо полем навстречу привлекшему его внимание предмету. Увеличиваясь в размере, сероватое пятно начало дробиться, делиться на составные части, утратило всякую симметрию. Что-то расплывчатое, неведомое, распадающееся двигалось навстречу Энникстеру, а когда расстояние сократилось, до него донесся приглушенный гул, — смесь самых разнообразных звуков. И тут он увидел, что это вовсе не пятно, а продвигавшаяся вперед колонна, сопутствуемая отдельными черными пятнышками; когда Энникстер подъехал еще ближе, оказалось, что это двуколки и верховые, сопровождающие колонну. И в колонне было немалое количество лошадей. Собственно, на первый взгляд казалось, что она состоит из одних лошадей — эскадрон без всадников, утаптывающий вспаханную землю ранчо. Но вот колонна приблизилась. Шестерик лошадьми — все в ряд — был впряжен в каждую машину. Гул нарастал, в нем определялись отдельные звуки. Время от времени слышался окрик, громко фыркали лошади. Непрестанно бряцали и звякали, сталкиваясь, металлические части, дребезжали колеса, расшатанные винты и пружины. Колонна была уже совсем рядом, рукой подать. Отдельные звуки снова слились и превратились и нестройный гул; топот бесчисленных копыт был похож на далекие раскаты грома. Машина следовала за машиной, и Энникстер, отъехав немного в сторону, минут пять с интересом наблюдал их шествие, а они шли, словно построение боевых колесниц. Громыхая, скрипя, налетая друг на друга, двигалась бесконечная процессия: одна машина сменяла другую, один шестерик лошадей следовал за другим. Тридцать три сеялки Магнуса Деррика, оснащенные каждая восемью мотыгами, шли с грохотом мимо, как авангард огромного войска, засевая десять тысяч акров земли огромного ранчо, оплодотворяя живую почву, кидая в ее темную утробу зародыши жизни — будущую пищу для всего мира, для всех наций.
Когда сеялки проследовали мимо, Энникстер повернул назад в сторону Нижней дороги и поехал по уже густо осемененной земле. Его не удивило, что сев на Лос-Муэртос идет в такой спешке. Магнус и Хэррен Деррик стремились наверстать время, потерянное в начале сезона, когда им пришлось так долго ждать своих плугов. Они до сих пор еще отставали от соседей. Энникстер не только давно пробороновал и засеял землю у себя на ранчо, — в некоторых местах он применил и перекрестное боронование. Все было подготовлено для будущего богатого урожая. Теперь осталось ждать, пока семена начнут прорастать в безмолвной темноте, ждать, когда взойдет пшеница.
Подъехав к усадьбе Лос-Муэртос, раскинувшейся в тени кипарисов и эвкалиптов, Энникстер увидел на веранде в плетеном лонгшезе миссис Деррик. Она только что вымыла голову, и ее волосы, сохранявшие свой красивый цвет и блеск, были бережно перекинуты через спинку повернутого к солнцу кресла. Энникстер невольно подумал, что, несмотря на свои пятьдесят с лишним лет, Энни Деррик все еще была довольно красива. Ее глаза до сих пор не утратили выражения наивности и удивления, свойственного обычно юным девушкам, но, когда она посмотрела на Энникстера, ему почудились в ее взгляде беспокойство, недоверие, неприязнь даже.
Накануне ночью Магнус с женой долго лежали не смыкая глаз, уставившись в темноту, и без конца говорили все об одном. Магнус не мог больше скрывать от жены, что против железной дороги составлена коалиция, и что коалиция эта решила добиваться своей цели любыми средствами. Он посвятил ее в план Остермана, заключавшийся в том, чтобы провести с помощью подкупа в Железнодорожную комиссию своих людей, которые будут затем отстаивать интересы фермеров. Магнус уже не раз обсуждал с женой этот план; вот и вчера они вернулись к этой теме, и разговор их затянулся далеко за полночь.
Энни Деррик вдруг охватил страх, что Магнус позволит в конце концов убедить себя, уступит под все усиливающимся нажимом остальных фермеров. Никто лучше ее не знал, что в основе его характера лежит кристальная честность. Никто лучше ее не помнил, что заветная мечта стать крупным политическим деятелем потерпела фиаско, потому что он не хотел ни перед кем пресмыкаться, никому потворствовать, поступать против совести. Но сейчас в его душе, по-видимому, назревала перемена. Постоянные притеснения, мелочная тирания, несправедливость и вымогательства обозлили его. Оскорбительные слова Бермана были все еще свежи в памяти. Он, казалось, был готов поддержать Остермана. Уже тот факт, что он так часто и так обстоятельно обсуждал его, служил доказательством того, что мысли его постоянно заняты этим вопросом. Какая жалость и какая трагедия! Он, Магнус, «Губернатор», всегда такой твердый, безукоризненно честный, принципиальный, резко порицавший «Новую политику», язвительно бичевавший взяточничество и продажность в высших сферах, по-видимому, примирился с хитроумными интригами бесчестных людей, интригами, которые плелись прямо у него на глазах. Миссис Деррик крайне удивляло, что Магнус не запретил Хэррену участвовать в сговоре. В былое время Магнус не позволил бы сыну даже поздороваться с бесчестным человеком.