— Для меня она давно стала родной. И что ж получается, меня возьмут и вышвырнут на улицу из собственного дома? Да я только в удобрение почвы вложил восемь тысяч долларов!
— А я шесть. И теперь все это заграбастает железная дорога!
— А система оросительных каналов, которую мы с Дерриком прокладываем. Мы и в нее не одну тысячу вбили!
— Я буду бороться, пока не спущу все до последнего цента!
— Где? В судах, которые пляшут под дудку компании?
— Вы что ж думаете, я смирюсь? Уйду со своей земли? Нет уж, господа! И плевать я хотел и на закон и на железную дорогу!
— Я тоже!
— И я!
— И я!
— Значит, решено и подписано! Сперва законный путь. А если что — так придется браться за оружие.
— Пускай меня убьют. Пускай пристрелят, но я по крайней мере буду бороться до последнего за свой дом и скорей умру, чем смирюсь!
Наконец раздался голос Энникстера.
— Попрошу всех, кроме владельцев ранчо, выйти! — крикнул он. — Хувен, Карахер, Дайк, вам придется очистить помещение. Сами понимаете — дела семейные. Пресли, ты и твой друг можете остаться.
Те, кого попросили уйти, неохотно удалились. На месте, не считая Ванами и Пресли, остались Магнус Деррик, Энникстер, старый Бродерсон, Гарнетт, Кист, Геттингс, Четтерн и десятка два других фермеров из разных мест округа и наконец Дэбни, старик, на которого никто не обращал внимания, с которым никто не разговаривал, сам не проронивший ни слова.
Но те, кого попросили из сбруйной, быстро сделали новость общим достоянием. Ее передавали из уст в уста. Одна за другой пары прекращали танцевать и собирались в кучки. От веселья вскоре не осталось и следа. Виргинская кадриль распалась. Музыканты перестали играть, и шумное, радостное оживление, царившее здесь еще полчаса назад, сменилось глухим ропотом, в котором слышались взволнованный шепот, разговор вполголоса и беготня взад-вперед на цыпочках, а из-за закрытой двери сбруйной доносились громкие голоса и жаркий спор. Танцы прекратились. Гости, не желавшие еще расходиться, удрученные и растерянные, неловко топтались на месте, опустив руки, и озадаченно переглядывались. Предчувствие неминуемой беды витало в ночном воздухе, тоска и робость охватили всех.
Между тем в сбруйной по-прежнему бушевали страсти. Один за другим фермеры разражались потоками горьких слов и брани. В их выкриках не было никакой последовательности — просто потребность выразить как-то накипевшее возмущение. Всех их роднило одно: стремление сопротивляться во что бы то ни стало, не жалея сил и времени.
Остерман вдруг вскочил со своего места, его лысая голова блестела, освещенная ярким светом лампы, красные уши торчали, клоунское лицо пылало, из длинной прорези рта рвались слова. Как герой мелодрамы, он предварил свое выступление широким жестом.
— Организация! — кричал он. — Вот что будет нашим девизом. Беда фермеров в том, что они разбазаривают свои силы по мелочам. А мы должны объединиться, — объединиться теперь или никогда! Положение у нас критическое, настал переломный момент. Как мы поведем себя? Я предлагаю объединиться в Союз! И не на будущей неделе, не завтра, не будущим утром, а сейчас, сейчас, сию минуту, не выходя из этой комнаты! Пусть каждый из нас вступит в Союз, чтоб положить начало мощной организации, сплотившейся на борьбу за общее дело, пусть каждый будет готов умереть, защищая свои права и свой дом, свою семью. Готовы ли вы? Дело обстоит так: сейчас или никогда! Я голосую за Союз!
Речь его встретили громкими криками. Обладая актерским чутьем, Остерман выбрал для своего выступления самый подходящий момент. Умный, находчивый, бойкий на язык, он распалил своей речью всех. Что именно подразумевалось под этим союзом, никто толком себе не представлял, но это было уже нечто, какое-то орудие, механизм, посредством которого можно будет вести борьбу. Только Остерман кончил говорить, как комната огласилась криками; собрание кричало, требуя само не зная чего.
— Союз! Союз!
— Сегодня, сейчас, сию минуту! Запишемся, прежде чем расходиться!
— Он верно говорит! Да здравствует Организация! Да здравствует Союз!
— У нас есть комитет, который уже приступил к делу! — надсадно кричал Остерман. — Я являюсь его членом, а также мистер Бродерсон, мистер Энникстер и мистер Хэррен Деррик. Каковы наши цели — узнаете позже. Итак, разрешите считать этот комитет основой Союза, хотя бы временно. Доверьтесь нам! Мы будем работать на ваше благо, с вашей помощью. И пусть этот комитет перерастет в Комитет Союза с большим составом членов и председателем во главе. А в председатели можно предложить, — он сделал короткую паузу, — одного лишь человека, которому все мы охотно подчинимся, — Магнуса Деррика!