- Как бы там ни было,- решительно сказал Рагглс, постукивая карандашом по столу и наклонившись для пущей убедительности вперед,- сейчас мы землю не продаем. Решено и подписано, мистер Энникстер.
- Но почему, скажите на милость? Что за новые фокусы?
- Потому что пока мы к этому не готовы. Забирайте свой чек.
- Значит, не возьмете?
- Нет.
- Хотите, могу уплатить наличными всю сумму целиком?
- Нет.
- Спрашиваю в третий и последний раз.
- Нет.
- Ну и катитесь ко всем чертям!
- Мне не нравится ваш тон, мистер Энникстер,- сказал Рагглс, побагровев от злости.
- А мне плевать на это! - отозвался Энникстер, вставая и пряча чек в карман.- Но запомните, мистер Рагглс, вы, Берман, Дженслингер, Шелгрим и вся ваша воровская компашка допрыгаетесь когда-нибудь. Изберут жители Калифорнии себе такую Железнодорожную комиссию, которая действительно будет из народа и для народа, схватит она вас, жулье этакое, за горло вместо с вашими хозяевами, бандитами и спекулянтами, и сметет всех вас скопом с лица земли! Вот вам от меня на чаек, мистер Сайрус Хапуга Рагглс, и да будьте вы прокляты!
Энникстер выскочил из комнаты, с силой захлопнув за собой дверь, а Рагглс, дрожа от ярости, повернулся к столу, к листу промокательной бумаги, исписанной словами: «земля», «двадцать долларов», «два пятьдесят», «право владения» и дальше подряд несколько раз с росчерками и завитушками: «железная дорога», «железная дорога».
Энникстер, проходя по коридору, заметил по другую сторону перегородки какого-то человека, разговаривавшего с клерком. Что-то знакомое показалось Энникстеру в крупной фигуре, в широких плечах, мощной спине, и когда человек этот снова заговорил с клерком, Энникстер по громкому, раскатистому голосу сразу узнал Дайка.
Они поздоровались. Энникстеру, как и всем жителям Боннвиля и его окрестностей, нравился Дайк. Он остановился, чтобы пожать руку уволенному машинисту и справиться о его дочке Сидни, которую, как ему было известно, Дайк обожал.
- Во всей округе другой такой умницы не сыщешь,- заверил его Дайк.- И к тому же день ото дня хорошеет, мистер Энникстер. Настоящая барышня растет, откуда что берется! Может без запинки от начала до конца прочитать на память «В снегах». Не верите? Ну, так это сущая правда! На будущую зиму она уже по возрасту могла бы поступить в пансион в Мэрисвиле, вот туда я ее и отправлю, если мне очистится не меньше двух процентов сверх затраченного от продажи хмеля.
- А каковы перспективы? - осведомился Энникстер.
- Вы про хмель? Отличные! Землю я почти всю обработал, нанял человека, имеющего по этой части опыт. В общем, мне повезло. А то в будущем году все, пожалуй, кинутся разводить хмель, когда увидят, как он растет в цене, наводнят им рынок и, понятное дело, собыот цену. А пока что я сливочки соберу. Я посчитал два процента. Ан нет, похоже, что гораздо больше! И слава Богу! Ведь для начала мне потребовалось куда больше денег, чем я рассчитывал, и, наверное, придется даже занимать где-то, но, по крайней мере, это верняк, а мне так хочется из дочки человека сделать.
- Вы как тут - уже разделались? - спросил Энникстер, готовый уйти.
- Не совсем,- сказал Дайк.- Погодите минутку, я с вами немного пройдусь.
Энникстер проворчал, что ему некогда, но тем не менее остался ждать. Дайк снова обратился к клерку.
- Осенью мне от вас потребуется несколько порожних вагонов,- пояснил он.- Я теперь выращиваю хмель и хочу точно знать, какой у вас на хмель тариф. Мне уже раз говорили, но я хочу знать точно. Понятно?
Клерк долго копался в таблицах, так что Энникстер начал терять терпение. Дайк, тяжело опершись локтями о конторку, с беспокойством следил за клерком. Если тариф окажется непомерно высоким, все его планы рухнут, деньги, скорей всего, пойдут прахом, и маленькая Сидни останется без образования. Он уже клял себя в душе, что заранее не выяснил, во что ему обойдется перевозка хмеля, винил себя за легкомыслие, говорил себе, что никто так дел не делает.
- Два цента,- объявил вдруг клерк с холодным равнодушием.
- Два цента с фунта?