Я хмурюсь, стараясь не расстраиваться.
Вот еще!
Сейчас пойду наверх к папе, покажу сначала ему. Может, даже, мама с ним в комнате. Мы часто вместе смотрим фильмы с тех пор, как состояние папочки стало ухудшаться. Он часто кашляет и когда приступы затягиваются, я вижу, как мама вытирает слезы, но продолжает улыбаться, делая вид, что ничего серьезного не произошло и, что ей просто попала соринка в глаз.
Но я же не маленькая!
Я прекрасно знаю, что она ведет себя так ради меня. Даже папа всегда одаривает меня вымученной улыбкой и говорит, что все хорошо.
Но ничего нехорошо!
Я прижимаю лист с рисунком к груди и стараюсь как можно быстрее дойти до лестницы. По пути я снимаю обувь, потому что мама не любит, когда я в ней поднимаюсь наверх, занося пыль с улицы. Все это плохо влияет на здоровье папы.
Я забегаю в комнату, улыбаясь во все зубы, хотя недавно передний выпал, но мне все равно. Родители сказали, что новые зубы будут красивее прежних.
— Папа! — тихо произношу я, закрывая за собой дверь.
Шуметь нельзя. Это может плохо отразится на его нервной системе.
Я сворачиваю из небольшого коридорчика за ширму и рисунок выпадает из моих рук.
Мама лежит на папиной кровати и смотрит в стену напротив. Ее глаза красные и выражают непреодолимую тоску и боль.
Улыбка сходит с моего лица и глаза наполняются слезами, когда я подхожу ближе.
— Где папочка? — шепчу я и чувствую влагу на щеках.
Мама закрывает глаза и тихий всхлип срывается с ее губ, когда она протягивает ко мне свои дрожащие руки, садясь на кровати, и прижимает к себе.
— Его забрали ангелы, малышка.
Шепчет она в мои волосы и крепче сжимает в объятиях.
Внезапно все становится неважно. Больше не хочется мороженного и даже лаймового пирога. Рисунок не играет никакой роли. Гордость отца за меня не спасла его.
Зачем тогда все это нужно? Стоит ли стараться быть хорошей и примерной дочерью, если родители все равно меня покинут и никто не будет меня хвалить больше?
Слезы душат меня, когда я прижимаюсь к груди мамы.
Стоит!
Папа смотрит на меня с небес, а мама рядом и пока она со мной я сделаю все, чтобы снова вызвать улыбку на ее лице.
В день смерти моего отца я впервые осознала всю хрупкость человеческой жизни и делала все, чтобы осчастливить маму. Чтобы она гордилась мной и ее боль немного, но отпустила. Она радовалась моим достижениям, хвалила за хорошие оценки и ослепительно улыбалась, когда я делала подарки на ее дни рождения своими руками. Это происходило из года в год и каждый раз это была разная вещь, но всегда сопровождалась письмом с пожеланиями.
Теперь этого никогда не случится.
Первая мысль, пришедшая ко мне в голову, когда в меня прицелились.
Я больше никогда не увижу ее и Стеллу.
Вторая мысль перед тем, как мир погрузился во тьму.
Изумрудный пронзительный взгляд, направленный на меня, заставляющий кожу покрываться мурашками, а сердце неистово биться.
Это третья мысль, когда мои глаза открылись и я застонала от боли в теле.
Яркий свет лампы бил мне в глаза, и я сразу же их прищурила, стараясь уменьшить контакт с раздражителем, но это было невозможно. Даже через закрытые веки я чувствовала его.
Такое странное ощущение…
Ужасно холодный пол температурой с ледышку, прижимающий со спины и тяжесть одежды, давящей сверху.
Нет.
Отовсюду.
Ее швы вызывают зуд по всему телу и не дают вдохнуть. Во мне просыпается паника и я пытаюсь поднять руку, чтобы схватится за горло, попытаться избавиться от удушливого ощущения, но не могу. Она словно приросла к холодному полу.
Я осторожно приоткрываю глаза, пытаясь не обращать внимания на назойливый шум работающей лампы, но все, что я вижу — это стены, сужающиеся с каждой секундой.
Мой рот открывается в беззвучном крике, но ни один звук не может сорваться с губ. Тяжелое дыхание застревает в горле, и я начинаю задыхаться. Слезы одна за другой катятся из глаз, но я не шевелюсь, словно тело приклеили к полу.
Белый туман заполняет мое зрение и я, задыхаясь, кричу, но этот пронзительный звук не покидает моей головы.
Очертания более темных теней вырисовываются в тумане и образуют длинные тела с щупальцами.
Они тянутся ко мне, но я сопротивляюсь, на что слышу лишь издевающийся смех. Мой крик смешивается с их смехом, и голова лопается от пронзительного визга.
***
Они шепчут, что я должна упасть.
Должна ли?
Шепчут, чтобы я открыла глаза.
Открыть?
Шепчут, убеждая впустить их глубже.