- Сатели? Сатели, ответьте. Вы слышите? Разумеется, я слышу. Но отвечать всё равно не спешу. Никак не могу привыкнуть к новенькой. Кажется, её имя – Натали. А может Софи. Нет, точно Натали. Ею и заменили Ноэль. Она не такая молодая, слышно по голосу, и никому из нас не желает хорошего дня. Наверняка считает, что в нашей работе не бывает хороших дней. Но она просто не умеет относиться к этому философски. Ну, ничего, возможно, научится. Не стоит судить её слишком строго только потому, что она не Ноэль. - Угол Saints-Pères и Jakob[2]. Пожилая леди и её внучка. Жертвы пожара. Задохнулись в дыму. - Уже еду. Давненько у меня не было пассажиров-детей. Наверное, к лучшему. Я их не очень люблю. И вовсе не потому, что многие из них шумят или пачкают обшивку сидений. Просто всегда делается немного грустно от того, что они становятся моими клиентами. Ноэль знала это, поэтому всегда отдавала пассажиров с детьми Эмилю. Он в этом смысле был непрошибаемым, как гранитный камень. За это я получал иностранцев. Таков уговор. Натали, похоже, было всё равно. Она не особо церемонилась с выбором водителя. Я повернул на Jakob Rue. Быстро нашёл взглядом обгоревшее здание и направил свой 403 к нему. Было раннее утро, и улицы ещё не заполнились толпами туристов и с трудом пробирающимися среди них местными. Притормозив у парадного входа, я огляделся. Ни души. Что ж, подождём. Душам порой трудно оторваться от своих тел. Если этого не происходит в первые сутки – на помощь выезжает специальная бригада. Пару раз мне доводилось наблюдать этот малоприятный процесс своими глазами, но, как правило, до этого редко доходит. Краем глаза я заметил, что из-за приоткрытой подъездной двери за мной кто-то наблюдает, и вышел из машины. Дверь парадной моментально захлопнулась, но через пару минут приоткрылась вновь, и веснушчатое детское лицо с любопытством уставилось на меня. - Привет. – Я вдруг неожиданно для себя улыбнулся и помахал девчушке лет пяти рукой. Она не ответила. Только чуть сильнее высунулась из-за двери. Теперь мне была видна её розово-фиолетовая пижама с вышитым на груди единорогом и заплетённые в две тугие косички волосы соломенного цвета, достававшие ей до пояса. Я сделал несколько шагов по направлению к подъезду. - Ты пришёл к моей маме? Её нет дома. Я покачал головой. - Нет. Девочка призадумалась. - Папы тоже нет. Он уехал в страну тюльпанов. Есть только бабушка, но к ней кроме тёти Марты никто не ходит. - О, а разве есть такая страна, где растут только тюльпаны? – я решил подыграть. – Там и водятся такие чудесные единороги, как твой? Девчушка рассмеялась звонким заливистым смехом. - Глупый, эта страна называется Голландия. – Она произнесла это по слогам и с плохо скрываемой гордостью. – Там не водятся единороги, а все люди ездят на велосипедах. Папа обещал привезти мне новый с двумя колёсами. Я проглотил комок, так внезапно подкравшийся к моему горлу. Всё же надо было послать Эмиля. - Кристина, ну сколько раз я говорила тебе, что со взрослыми нельзя так разговаривать. – Из темноты за спиной девочки выглянула невысокая старушка. Она была будто с картинки из книги сказок: очки с толстыми стёклами в полупрозрачной оправе, ласковый взгляд, седые волосы, собранные в полурастрёпанный пучок, чуть ссутулившаяся осанка. – Вам кого, молодой человек? - Вообще-то я за вами, мадам. – Я опустил глаза и теперь рассматривал пыльный носок своего замшевого ботинка. Старушка задумалась. - Так значит, это правда? Киваю головой. Кристина недоумённо смотрит то на меня, то на бабушку. Она дёргает её за рукав махрового халата, требуя объяснений. - Что ж, - она прерывает затянувшееся молчание, - пора значит пора. Но вы же не заберёте Кристину. Она ещё совсем ребёнок, даже в школу не пошла. Теперь уже молчу я. Она прекрасно понимает, что значит это молчание и от этого её огромные глаза наполняются слезами. - Простите. Это уже решено. – Мямлю я про себя по-прежнему не глядя на них. – Я ничем не могу вам помочь. - Бабушка, что случилось? – Малютка явно встревожена. - Ничего, дорогая, иди домой. – Бабушка подтолкнула её к лестнице. – Как хотите, но девочку я вам не отдам. - Мадам Венсан, мне очень жаль. Вы с Кристиной задохнулись во время ночного пожара в соседней квартире. – Слова застревали у меня в горле. Я определённо не заслуживаю работать перевозчиком. Почти за двадцать три тысячи дней так и не научился хладнокровию, хоть и застал времена, когда люди умирали целыми деревнями и городами от болезней, гибли на войне. Взрослые и дети. Мне даже доводилось видеть их обезображенные тела, если я приезжал слишком рано, но до сих пор меня буквально трясло от подобных сцен. Бабушка просто не могла поверить, что горячо любимая внучка, которой едва исполнилось пять, мертва. - Господи, это я во всём виновата. – Пожилая женщина зарыдала. – Это я не разбудила её. Это из-за меня. Пожалуйста, месье, пожалуйста, - она схватила меня за рукав пиджака своей крохотной морщинистой ручкой. – Не забирайте Кристину. Я согласна умереть, но она… Ей же так мало лет. - Я понимаю, мисс Венсан, понимаю. – Вопреки правилам я обнял её за плечи и принялся утешать, как маленького ребёнка. – Но я только таксист и не могу вершить судьбы. Просто не имею права. - Но вы же можете поговорить с Ними, - она сделала акцент на последнем слове,- вы же можете сказать Им. Пожалуйста, я прошу вас, месье. Ну, сделайте хоть что-нибудь. Помогите. Но я понимал, что не мог. Правила нарушать нельзя. Никогда. Такси отвозит только в один конец. И если вам когда-нибудь взбредёт в голову это изменить – вы жестоко за это поплатитесь. Но вот если ваш лучший друг работает в комитете по управлению продолжительности жизни, то может и повезти…. Шанс один к миллиону. Из окон третьего этажа на нас смотрела Кристина. Одной рукой она прижимала к груди плюшевого медвежонка, а на другой от волнения грызла крохотные ноготки. Старушка по-прежнему держала меня за рукав, который чуть выше локтя стал мокрым от её слёз. Сам не ведая, что творю, я прошептал: - Мне нужно позвонить.