Выбрать главу

Три или четыре мотылька кружили в шаровом светильнике над столом. Лампа перегорела, но утреннего света вполне хватало. Мотыльки бились о стекло, их маленькие тени подрагивали. Как они попали туда? И, между прочим, как она попала сюда? На какое-то время, после тяжелого подросткового периода, Тиффани удалось устроить свою жизнь. В 2006-м она работала в бистро, получала приличные чаевые. Снимала двухкомнатную квартиру в Шарлотсвилле и выращивала папоротники на балконе. Устроилась неплохо, с учетом того, что так и не закончила старшие классы. По выходным ей нравилось арендовать крупную гнедую кобылу по кличке Молина, которую отличал мягкий характер и легкий галоп, и скакать по национальному парку Шенандоа. А теперь она в трейлере в Восточном Усранске, Аппалачи, и не просто нарывается на неприятности – уже нарвалась. Впрочем, неприятности завернули в вату. Они не кололись, чего следовало ждать от неприятностей, и это, возможно, было самым худшим: ты находилась глубоко внутри, загнанная на нижний уровень самосознания, где не могла даже…

Тиффани услышала глухой звук и тут же оказалась на полу. Бедро запульсировало болью от удара о край стола.

Труман смотрел на нее сверху вниз, сигарета свисала из уголка рта.

– Земля вызывает крэковую шлюху. – На нем были только ковбойские сапоги и боксеры. Кожа обтягивала ребра, как вакуумная упаковка. – Земля вызывает крэковую шлюху, – повторил Труман и хлопнул в ладоши перед ее лицом, словно она была нашкодившей собачонкой. – Ты чего, не слышишь? Кто-то стучится в дверь.

Трум был таким говнюком, что иногда Тиффани, когда она чувствовала себя живой и у нее даже возникало желание расчесать волосы или позвонить Элейн, женщине из Центра планирования семьи, которая хотела, чтобы она согласилась лечиться от наркомании, испытывала к нему прямо-таки научный интерес. Трум тянул на эталон говнюка. Тиффани даже спрашивала себя: «А тот-то и тот-то больший говнюк, чем Труман?» Редко кто мог с ним сравниться… собственно, пока, официально, только Дональд Трамп и людоеды. Список гнусностей Трумана получался длинным. Мальчишкой он совал палец себе в задницу, а потом впихивал в ноздри детям помладше. Затем обкрадывал мать, сдавал в ломбард ее украшения и ценные вещи. Он подсадил Тиффани на мет в тот самый день, когда появился в милой квартире в Шарлоттсвилле. Он вполне мог ткнуть в твою голую плоть зажженной сигаретой, когда ты спал, считая это детской шалостью. Труман был насильником, но ни разу не попался. Некоторым говнюкам невероятно везло. Его лицо покрывала неровная рыжевато-золотистая борода, зрачки казались огромными, но выпяченная челюсть выдавала вечно ухмыляющегося, бесцеремонного хама.

– Давай, крэковая шлюха.

– Что? – удалось спросить Тиффани.

– Я же сказал тебе, открой дверь! Господи Иисусе! – Он сделал вид, будто собирается ударить ее, и она закрыла голову руками, сморгнув слезы.

– Да пошел ты, – вяло ответила Тиффани, надеясь, что доктор Фликинджер не слышит. Он был в ванной. Доктор Тиффани нравился. Доктор был забавным. Называл ее «мадам» и подмигивал, давая понять, что не издевается.

– Ты беззубая, глухая крэковая шлюха, – объявил Труман, упуская из виду очевидный факт, что и ему самому не мешало бы сходить к стоматологу.

Приятель Трумана вышел из спальни трейлера, сел за складной стол и сказал:

– Крэковая шлюха звонит домой. – Он засмеялся собственной шутке и поерзал локтем. Тиффани не могла вспомнить имени приятеля, но надеялась, что его мать невероятно горда своим сыном, который вытатуировал на кадыке мистера Хэнки, рождественскую какашку из мультсериала «Южный Парк».

В дверь постучали. На этот раз Тиффани услышала: уверенный двойной стук.

– Не бери в голову! Не хочу доставлять тебе лишних хлопот, Тифф. Сиди и дальше на своей тупой заднице. – Труман распахнул дверь.

На пороге стояла женщина в одной из клетчатых рубашек Трумана, из-под которой виднелись загорелые ноги.

– Что такое? – спросил Труман. – Чего надо?

– Привет, мужик, – ответила женщина тихим голосом.

– Ты из «Эйвона» или как? – спросил приятель Трумана, не поднимаясь со стула.

– Послушай, детка, – сказал Труман, – мы тебе рады, заходи, но знаешь, эта рубашка мне самому нужна.