От мысли, что кто-то сделал с нами такое, непроизвольно сжимаются кулаки… но договор я подписал сам. И ведь помню, что подписал, прекрасно понимая, на что иду, но вот что это было? Убейте, не помню.
Даже зажмуриваю глаза для того, чтобы вспомнить, зачем, зачем я подписался на все это… и пустота. Только чувство чего-то важного. И никакой конкретики. Даже намека.
Ладно, разбираться с этим я буду потом. Там, в пещере, еще есть люди. Возможно, они еще «спят», а, может, уже проснулись, как и я. Мне туда, там ответы. Надеюсь на это, и медленно ухожу в темноту.
Свет от входа быстро сходит на нет, и впервые, почти не задумываясь над этим, я применяю бытовую магию. Словно на автомате – подумал, сделал. И только осознав, что сделал, застываю на месте.
Зато надо мной теперь висит неяркий шарик, испускающий свет.
Но рефлексировать некогда, вот спущусь, там и разберусь.
Спускаться пришлось не очень-то долго. Метров сто по ощущениям, может, чуть больше.
И вот впереди голоса и отблески света. Сердце постепенно набирает обороты, и кое-что сжимается в душе. Ну, может не в душе, а где-то пониже пояса – память услужливо накидывает картинки из недалекого прошлого. Если на меня сейчас кто-то дернется, сражаться или бежать?
С этими мыслями захожу в пещеру.
Ты жив? — Странно, на мое появление отреагировала только девушка, хотя в пещере еще человек семь. Им по барабану?
Девушка, сделав ко мне пару шагов, застывает на месте,— Ты… я слышала рев хранга.
Маленькая, щупленькая, с рыжим каре и испуганным личиком. Одета, как и все мы, в простые холщовые штаны и такого же покроя рубаху. Зовут, кажется, Лера.
Похоже,, тут только она переживает о том, что случилось на входе.
Нет. Они просто «спят». Кидаю взгляд на беседующую парочку – словно пьяные. Вернее, находятся в том состоянии сомнамбул, в котором и я находился в этом мире первые три дня. А состояние это не сильно-то отличается от глубокого опьянения. Нет, не потерей координации и не безудержным весельем. Скорее, потерей концентрации, полным непониманием реальной опасности, и частой сменой настроения. Ну и полным непониманием ответственности за свои действия… это мы уже проходили.
— Нет его больше. По крайней мере до следующего… — и вот тут я замолкаю, не найдя подходящего слова. До следующего сна? Сеанса? Пришествия в этот мир? Как, черт побери, описывать то, что с нами происходит?
— В общем, пока сюда опять не попадем, выход из пещеры свободен. – Завершаю я. И тут же слышу:
— Ты проснулся?
Киваю. И тут же попадаю в объятия. Она радуется? Нет, черт подери, она плачет, навзрыд.
— А ты. Ты давно проснулась?
— Уже два дня.
Память, что б ее, снова подкидывает кусочек воспоминаний – наши глупые баталии, перекошенное лицо девушки, ее крики и… ее мертвое тело в углу пещеры.
Вздрагиваю! – Так ты пыталась нас…
Едва заметно кивает.
— И сколько, сколько у тебя жизней?!
Молчит, лишь всхлипывая, сильнее прижимается ко мне.
— Сколько! — Я уже ору так, что, вздрогнув, все обращают на меня внимание.
— Три. – Чуть слышно произносит она.
Суки, твари неблагодарные, сволочи… И я в их числе! Возможно, в первых их рядах. Два дня! Два чудовищных дня она пыталась хоть как-то разнимать нас, понимая, что мы убиваем себя. А мы «спали»! Нам было все равно.
За что ей так!
Спросить, сколько нас было изначально, не поворачивается язык. Просто глажу ее по голове, пытаясь успокоить, и судорожно пытаюсь понять, как действовать дальше.
— Нам надо найти деревню, — выплакавшись, произносит она. Я даже не сразу понимаю смысл этих слов, настолько мне сейчас тошно от осознания того, что здесь происходило эти два дня.
— Деревню?
— Да, ее Дима нашел. Приходил, рассказал и ушел снова.
— Когда?
— Вчера.
— А почему не вернулся?
Девушка наконец-то отпускает меня и делает шаг назад. Глазки в пол:
— У него последняя жизнь была…
«Черт, найду того, кто заставил подписать нас этот гребанный договор…» додумать не получается. Не получается по той причине, что снова приходит воспоминание того, что было в том договоре что-то важное. Но что?!
— Ты договор подписывала?
Кивает.
— Что в нем, помнишь?
Трясет головой, — там что-то было про возможности, но я не помню. Никто не помнит, я у всех спрашивала!
Ну да. Толку у нас таких было спрашивать. Хотя… Вспоминаю себя. Сказать, чтобы я был совсем неадекватен, нельзя. Сапоги вот сшил, с чудовищем на входе дрался. Просто было это… Ну нет таких слов, чтобы точно описать это чувство – вроде и я, но, словно часть мозга, отвечающая за планирование и страх, была отключена. И, может, не только она. А в остальном… не знаю. Что-то да соображал ведь.